85
Рука у нее болела и была покрыта грязью. Она продолжала дергать за веревочку в надежде сохранить отверстие в трубке, но теперь казалось, что грязь больше не падает. Вода тоже перестала капать.
Шум дождя прекратился. Стало холоднее или просто сырость в гробу начала действовать?
Но на самом деле ей было тепло, даже очень тепло.
«У меня начинается лихорадка», — сонно подумала Мэги. Голова ее стала легкой. «Отверстие залеплено, — догадалась она. — Кислорода почти не осталось».
— Paз... два... три... четыре...
Теперь она шептала числа, стараясь не заснуть, решив крикнуть еще раз, досчитав до пятисот.
Неважно, что он может вернуться, услышав ее. Что еще он способен сделать, кроме того, что сделал?
Ее рука по-прежнему сгибалась и разгибалась.
— Сожми кулак, — произнесла она вслух. — Хорошо, расслабься. — Так в детстве говорили ей медсестры, когда брали анализ крови. — Так тебе будет лучше. Мэги, — говорили они.
Когда к ним в дом пришла Нуала, она перестала бояться уколов. Нуала превратила это в игру.
— Сперва покончим с этим, а потом пойдем в кино, — говорила она.
Мэги вспомнила про сумку с камерами. Что он с ней сделал? Ее камеры. Они были ее друзьями. Она собиралась сделать с их помощью так много фотографий. Было столько идей, которые она хотела воплотить, так много хотелось сфотографировать.
— Сто пятьдесят... сто пятьдесят один...
Она знала, что в тот день в кинотеатре Нейл сидел рядом. Он кашлянул раза два, особенный короткий и сухой кашель, который она сразу узнала. Она знала, что он ее видел, видел, как она несчастна.
«Я устроила ему проверку, — подумала ока. — Если ты меня любшпь, то поймешь, что нужен мне». Она хотела, чтобы он услышал ее мысли и что-то сделал.
Но когда фильм кончился и зажегся свет, его уже не было.
— Даю тебе еще один шанс, Нейл, — сказала она вслух. — Если ты меня любишь, то почувствуешь, что нужен мне, и найдешь меня.
— Четыреста девяносто девять, пятьсот!
Она снова стала звать на помощь и кричала до тех пор, пока у нее не заболело горло. «Бесполезно его беречь, — решила она, — время уходит».
И снова начала считать:
— Раз... два... три...
Ее рука равномерно двигалась: туда... сюда... Всеми силами она старалась не спать, зная, что, если заснет, больше не проснется.
86
Пока отец ходил вниз звонить в полицию, Нейл придирчиво изучал фотографию, тоже приколотую к стене.
Надпись на обороте гласила: «Годовщина со дня рождения Сквайра Моора. 20 сентября. Эрл Моор Бейтман, Нуала Моор, Лайам Моор Пейн».
Нейл изучал лицо Бейтмана. «Лжец, — подумал он с отвращением. — Последний, кто видел Мэги живой».
Ошеломленный тем, что подсказало ему подсознание, он уронил фотографию рядом с колокольчиками и поспешил к отцу.
— На проводе шеф Брауэр, — сказал Роберт Стефенс. — Хочет поговорить с тобой, Я рассказал ему про колокольчики.
Брауэр сразу перешел к делу.
— Если они из тех, что, по заверению Бейтмана, заперты в кладовой его музея, мы можем его допросить. Проблема в том, что он имеет право отказаться отвечать на вопросы и пригласить адвоката, тогда все затянется. Лучше всего застать его с колокольчиками врасплох и постараться заставить выдать себя. Когда мы заговорили о них сегодня утром, он пришел в ярость.
— Я хотел бы присутствовать при этом, — сказал Нейл.
— Возле музея дежурят наблюдатели. Если Бейтман куда-нибудь поедет, за ним проследят.
— Мы выезжаем, — сказал Нейл и добавил:
— Обождите минуту, шеф, вы, кажется, опросили детей. Удалось ли выяснить что-нибудь?
Он услышал в голосе Брауэра сомнение, когда тот ответил:
— Кое-что, чему не очень верю. Поговорим об этом, когда вы приедете.
— Хочу услышать об этом сейчас, — потребовал Нейл.
— Тогда, пожалуйста, учтите, что мы не совсем доверяем этой истории. Но один из мальчишек признался, что они играли неподалеку от музея вчера вечером, точнее, они находились через дорогу от него. Около десяти часов парень видел, как два автомобиля, катафалк в сопровождении пикапа, выехали со стоянки музея.
— Какой пикап? — нетерпеливо спросил Нейл.
— Мальчик не знает марки, но говорит, что он был черный.
87
— Не принимай близко к сердцу, Эрл, — в десятый раз повторил Лайам Моор Пейн.
— Нет, я не могу отнестись к этому легко. Я знаю, как эта семья издевалась над Бейтманами, в особенности надо мною.