23 
— Я не виделся ни с Селеной, ни с кем бы то ни было, даже с Красавцем, — мрачно сообщает Уил. — Потому что опять не ездил на ипподром.
Вот это да! От встреч с вороным любимцем он отказывается лишь в крайних случаях.
— До сих пор болит спина? — спрашиваю я, вспоминая о том, что во время ланча я ни разу не справилась о его здоровье, и коря себя.
— Нет, — жестко говорит Уил. — Сегодня я вполне нормально себя чувствую. — Он на несколько мгновений умолкает, и это непродолжительное молчание кажется мне пыткой. — Но решил пораньше приехать домой, чтобы быстрее вернуться к нашему разговору.
Мне делается до того стыдно, что становится трудно дышать. Опять пытаюсь уверить себя в том, что я ни в чем не виновата, однако все доводы кажутся не слишком убедительными.
— Да, но… мы ведь так не договаривались?.. Я и подумать не могла… — Качаю головой и растерянно хихикаю. — Ты меняешь свои планы, только если случается что-нибудь из ряда вон…
Уил бледнеет. Его лицо напрягается, будто ему нанесли серьезное оскорбление.
— По-твоему, наша сегодняшняя ссора — не причина для того, чтобы поменять планы? — требовательно спрашивает он.
Молчу. Я уже совсем не понимаю, в каком направлении движется наша беседа, и не могу даже предположить, что последует дальше.
— Я места себе не находил, не знаю, как дотянул до конца рабочего дня! — неожиданно вскрикивает Уил. — По дороге домой чуть не угодил в аварию — несся на всех парусах и размышлял только о тебе! А ты!..
Господи! Что за день! На концерте Гордона мне в какую-то минуту подумалось, что сегодняшние злоключения остались в прошлом. Оказывается, самое страшное только-только набирает обороты.
— Я был уверен, что ты ждешь меня, что тоже тяжело переживаешь нашу размолвку! — с мольбой и упреком говорит Уил.
Я могла бы перебить его и попытаться объяснить, что и я не находила себе места. Но поверит ли он?..
— Дома тебя не оказалось, и мне в голову полезли чудовищные мысли, — продолжает Уил. — Я подумал, что ты расплакалась, поехала куда глаза глядят… — Он в отчаянии взмахивает рукой. — Ты не отвечала на звонки. Я пытался связаться с Мелиссой, но и она не брала трубку…
— Мел часто оставляет телефон дома, — объясняю я, хоть было бы умнее умолчать об этом. — Специально… это что-то вроде протеста…
— Нет, это не протест! — гремит Уил, пугая меня пуще прежнего. — Не протест! А знаешь что?
Моргаю, вдавливаясь в спинку стула.
— Безответственность! — кричит он, краснея и ударяя кулаком по рабочему столу. — Ей просто на все наплевать, она живет в свое удовольствие! Воображает себя творческой личностью, которой позволительно все!
— Она и есть творческая личность, — несмело возражаю я, презирая себя за гадкую робость.
— Распущенность и наплевательское отношение ко всем и вся не красят даже художников! — расходится Уил. — Никакой это не протест! — повторяет он. — Твоя Мелисса закоренелая эгоистка, вот в чем дело! А ты — ее лучшая подруга! — Он в приступе гнева указывает на меня пальцем. — И уподобляешься ей. Концерты, вино! В такой ужасный день! Про телефон забыла, не соизволила взглянуть на него даже по дороге домой! За руль села в нетрезвом виде! Интересно, что Ты выкинешь завтра?
Садясь в машину, я совершенно не чувствовала хмеля, к тому же ехать пришлось всего-то минут пятнадцать. Словом, обвинения Уила напрасны, но он на таком взводе, что лучше ему не перечить.
— Не зря говорят: с кем поведешься, от того и наберешься! — гремит он, пронзая воздух обвинительно смотрящим на меня указательным пальцем.
Я совершенно не согласна с ним и уверена, что в нем большей частью говорит злоба. Но не произношу ни слова. Какое-то время молчит и он. Мне вдруг делается неуютно в показавшемся таким удобным платье. Хочется стянуть его с себя, скинуть с ног новые босоножки, уйти в ванную и долго-долго стоять под душем. А потом забраться в постель, накрыться с головой одеялом и проспать до послезавтрашнего утра, чтобы встать и ничего не помнить ни о сегодняшнем ланче, ни об этом скандале.
5
Уилфред садится и обхватывает голову руками. На миг представляю себе, что сейчас он успокоится и станет, как всегда, рассудительным и великодушным, и делается легче. Но надежда тотчас гаснет, как только он вновь заговаривает:
— А по большому счету Мелисса здесь ни при чем. — Его голос звучит ужасающе сухо. — Ни при чем и все остальное. — Он опускает руки и смотрит на меня уставшим пугающе чужим взглядом.
23 
