24 
— Так точно.
Так было всегда, когда люди впервые встречались с Даниэлом. Даже если они не были болельщиками, они довольно часто видели его лицо в газетах или по телевизору. Памеле эта ситуация была очень хорошо знакома. Стоило им показаться где-либо вместе, как всегда находились люди, которые тыкали в Даниэла пальцем, таращились на него или просили автограф.
Большинство из них были женщинами. Они толпились вокруг Даниэла, щебеча, чирикая и кокетничая, как стайка пестрых экзотических птиц, пытаясь привлечь к себе его внимание.
И Даниэл, конечно же, поощрял это. Он упивался каждым моментом этой игры, потому что с этими женщинами все было просто и ясно. Он знал, чего они от него хотят, и они никогда не требовали большего. Никаких привязанностей, обязанностей, ответственности…
Только порой, по своей глупости, они беременели и тогда начинали угрожать, пытаясь привязать его или заставить жениться на себе.
Но не только женщины вели себя как одержимые при его появлении. Мужчины тоже попадали под влияние его сияющей ауры успеха. Они восхищались его физической силой и атлетическим телосложением, но больше всего их привлекало непоколебимое чувство уверенности в себе, которое Даниэл носил как удобную повседневную одежду.
Итак, Памела не удивилась, когда Эрик дрожащим от восхищения голосом сказал:
— Значит, ты тот самый Даниэл Грант, который был лучшим теннисистом Англии?
Даниэл в ответ только едва заметно кивнул. Но Эрику даже этого не нужно было. Он уже завелся на свою любимую тему — о деньгах, акциях и вкладах. Что ж, по крайней мере, это отвлекло его от намерения копнуть глубже под ее предполагаемые дружеские отношения с Даниэлом. Но чем дольше Эрик и Даниэл беседовали, тем страннее казалась ей вся эта ситуация.
Памеле казалось, что она сидит на пороховой бочке и наблюдает, как огонек фитиля медленно подкрадывается к ней. И неизвестно, когда все это рванет.
Переминаясь с ноги на ногу, она тихонько закашляла, пытаясь привлечь внимание увлеченных беседой мужчин к своей позабытой персоне.
— Даниэл…
Даниэл тут же повернулся к ней, посмотрел прямо в глаза, вычислил ее настроение и сделал вывод.
— Что, проголодалась? — сухо спросил он. — Значит, пора покормить тебя. Извини… — непринужденно бросил он в сторону Эрика. — Столик заказан на восемь тридцать, и тебе наверняка известно, как ведет себя Памела, когда голодна.
— Конечно, — рассеянно ответил Эрик. В его уме продолжали вращаться цифры и факты, о которых они всего минуту назад так оживленно говорили.
— Что ж, приятно было познакомиться.
Даниэл снова протянул Эрику руку, но Памела заметила, что не только обычная вежливость побудила его сделать этот жест. И последовавшие слова подтвердили это.
— Честно говоря, я тебе завидую.
— Завидуешь? — Эрик не понимал, о чем он говорит. Он поднял брови, и на его лбу образовались волнистые складки.
— Тебе крупно повезло, Эрик. У тебя необыкновенно красивая невеста.
— О да… — протянул Эрик, и его лицо вмиг разгладилось и посветлело. — Эта девушка для меня все. Не могу дождаться нашей свадьбы. — Он проговорил это с таким чувством, что никто не стал бы сомневаться в том, что он говорит правду.
У Памелы перехватило дыхание. Ей казалось, что почва ускользает у нее из-под ног.
— До воскресенья осталось всего четыре дня, Эрик, — поспешно ввернула она и, подойдя к нему, на миг заключила в теплые объятия. — Завтра, к сожалению, мы встретиться не сможем. Мне нужно съездить в Лондон, уладить кое-какие дела на работе. Но мы увидимся в четверг на большом семейном обеде. А теперь нам пора идти, а то мы можем потерять столик.
Она быстро и пламенно поцеловала его, прекрасно осознавая, что делает это не ради Эрика, а ради Даниэла. Но теперь не это было главным. Главным было поскорее убраться с этого минного поля, на котором она лихорадочно проплясала больше десяти минут. Ей вполне хватало одного Даниэла. Но Даниэл в компании с Эриком — это было выше ее сил.
— Ты явно проголодалась, — рассмеявшись, сказал Даниэл, как только поравнялся с ней. — Или тебя мучает совесть?
5
— Я умираю от голода, — пробурчала она.
А что до ее совести, то это совсем не его дело. У нее сейчас нет ни сил, ни желания прислушиваться к тому, что говорит ее совесть. Она спиной чувствовала, как Эрик, продолжая стоять на углу улицы, удивленно смотрит им вслед. Небось до сих пор ошарашен ее поведением.
24 
