66 
— Я виноват, — мрачно заметил Скрипач.
— Это ты так сейчас утверждаешь, видимо, на основании того, что чувствуешь некую вину, — возразил Фэб. — А вот у меня полной уверенности в твоей вине нет. В какой-то момент, возможно, ты действительно…
— Подожди, — попросил Скрипач. — Фэб, понимаешь, я это помню. Я помню, что это из-за меня. Я что-то сделал, и…
— Что именно ты сделал? — спросил Фэб. Скрипач не ответил. — Вот видишь? Тебе не приходило в голову, что до того, как сделал ты, Ит тоже… что-то сделал? Что-то, что привело впоследствии к твоему поступку, в котором ты сейчас раскаиваешься?
Ри сидел, подперев голову рукой, и о чем-то размышлял.
— Так что в итоге? — хмуро спросил он. — Считки есть, но использовать их нельзя?
Фэб покивал.
— Но ведь искин может проанализировать те же события, — Ри выпрямился. — И найти связи, если уж на то пошло.
— Не смогу, — искин, до этого момента молчавший, все-таки рискнул вмешаться в разговор.
— Почему? — удивился Ри.
— Мотивация, — пояснил искин. — Ри, пойми, истинные причины твоих поступков способен понять только ты, никто другой. Максимум, что я смогу увидеть — цепь каких-то событий. Да, смогу, и что с того? Я не сумею ощутить то, что ощущал ты. Для меня твои поступки могут выглядеть, к примеру, нелогичными, или даже глупыми — просто потому, что я не знаю и не сумею узнать, что чувствовал при этом ты, о чем на самом деле думал. Чтобы понять тебя, нужно быть тобой. А этого, конечно, никто кроме тебя сделать не сумеет.
…Для того, чтобы понять тебя, нужно быть тобой… Ит вздохнул. Замкнутый круг. Из которого, кажется, нет выхода. Он украдкой посмотрел на остальных.
Ри сидел сгорбившись, прижав ладонь ко лбу. Видно было, что пилоту тяжело, что он пытается найти выход из безвыходной, по сути дела, ситуации. Скрипач, забравшись в кресло с ногами, по своему обыкновению накручивал на палец прядку волос — как бы ему намекнуть, что из-за этой привычки он вечно похож на пугало?.. Фэб сидел неподвижно, выпрямившись, подняв голову и прикрыв глаза — странное, не похожее на человеческое, но в то же время удивительно красивое лицо… для меня — красивое, поправил себя Ит, а вот для того же Ри…
Он попробовал пошевелиться, чтобы лечь поудобнее, но тут же скривился и зашипел от боли — не особенно сильной, но все-таки весьма ощутимой. Забыл, черт возьми!.. Фэб ведь предупреждал, что оставляет чувствительность, не полностью, конечно, исключительно ради того, чтобы он сам не навредил себе случайно.
— Ты чего? — с тревогой спросил Скрипач.
— Слушайте, ну можно я на бок лягу, а? — попросил Ит. — Спать хочется, правда. Ну не могу я так!..
— Давай я тебя лучше выключу, — преложил Фэб, открывая глаза. — Вообще-то ты прав, мы действительно засиделись.
Санкт-Рена
Объяснение
На следующий день, посовещавшись, приняли решение — увести станцию в район, расположенный неподалеку от пораженной зоны, но при этом хорошо защищенный. Скрипач тут же предложил Санкт-Рену, Фэб его подержал (тем более, что у него там были нужные связи и счет, которым рауф не пользовался больше ста лет), а Ри с Итом было, по сути дела, все равно, куда идти — лишь бы подальше от Маданги.
Пока Ри считал в обществе искина новый курс, Даша с Фэбом наведались в ту часть станции, которая была отдана сейчас неофитам и бывшей команде Стовера: проверить, все ли в порядке.
Команда Стовера заняла предложенные им каюты и, к большому удивлению целительницы, весьма охотно пошла на контакт. Собственно, из всей команды в живых к этому моменту остались братья Тирхио, Грегори, да Ричи. Когда ситуация вышла из-под контроля полностью…
— То есть когда станции удалось от вас оторваться? — уточнил Фэб.
— Да, — невозмутимый Аран кивнул.
…когда станция ушла на Орин, у Клайда все-таки слетели тормоза. Он пробрался на корабль неофитов, где успел убить и изнасиловать двоих подростков. После этого на корабль пришел палач.
Даша слушала эти откровения, прикрыв глаза и стараясь ничем не выдать себя — ей было плохо. Словно перед ней сейчас открывалась черная, наполненная ужасом пропасть, в которой таится то, чего целительница всю свою жизнь боялась. Это было страшнее смерти, страшнее любой самой сильной боли, страшнее…
Безысходность и безнадежность.
Когда делают — с тобой, а ты ничего не можешь сделать.
66 
