– Поэтому ты считаешь, что мы должны сидеть тут, – подытожил он. – Обещать не будем, но попробуем.
– Ри? – спросил Леон.
– А что – «Ри»? – отозвался пилот. – Я молчу только потому, что если я начну говорить, вам это сильно не понравится.
– То есть?
– То есть я считаю, что на станции можно оставить Таенна, Скрипача и Ита. А мы бы с Дашей прогулялись вниз. Даш, ты как?
Целительница посмотрела на него задумчиво, изучающе.
– А как ты сам думаешь? – спросила она нарочито бесстрастно. – От того, что сейчас там, внизу, мне уже физически плохо. Очень плохо. Дальше будет еще хуже, если я буду сидеть и ничего не делать. Тем более что сделать я кое-что все-таки могу.
– Что ты можешь? – вскинулся Леон.
– Хотя бы – выяснить причину пандемии и поискать средства лечения. Каждая лишняя минута, проведенная здесь, – это тысяча смертей там, внизу. Я за предложение Ри.
– Добро пожаловать в сумасшедший дом, – тяжело вздохнул Таенн. – Ребят, может быть, отпустите прокатиться на катере меня вместо вас, а? Как-то не очень приятно чувствовать себя запасным вариантом.
– Нет, – отрицательно покачал головой Морис. – В Санкт-Рену пойдем мы с Леоном. Хотя бы потому, что это…
– Это наш катер, и нам прокатиться охота, – деревянным голосом закончил второй Сэфес. – Все, Таенн. Нечего тут обсуждать.
* * *
Сначала отбыли оба Сэфес. Катер на невероятной скорости пронесся перед «окном в космос» и в одно мгновение исчез. Затем, после короткого совещания, Даша и Ри покинули станцию на автономном модуле, любезно предоставленном искином. На вопрос Ри, не заразятся ли они с Дашей, искин лишь фыркнул и ответил, что Ри, видать, забыл, где он находится. Как выяснилось, станция автоматически делала все это время полную биозащиту перед любым выходом на планеты.
– Знали бы вы, где эти Барды порой шляются, не задавали бы дурацких вопросов, – ворчал искин. – Выпадет какой-нибудь очередной гениальный безумец от тяжелого рока черт-те куда… а там какая-нибудь бубонная чума или лейденская язва. И средневековье. И вообще… Поэтому защита ставится всем без исключения, и это – единственное, что даже в Сети не сгорает.
– И в воде не тонет, и в огне не горит, – заключил пилот. – Ладно. Все ясно. Мы пошли.
После того как модуль, очень похожий на катер, отправился вниз, на базу официалов, Ит, наконец, отважился поговорить с Бардом. Он уже несколько дней замечал, что Таенн ведет себя как-то странно, и сейчас решил во что бы то ни стало получить ответ.
– Таенн, что происходит, а? – начал он в лоб и, не дожидаясь ответа, сам же продолжил: – Что с тобой такое? Ты постоянно на всех орешь, говоришь какие-то… дикости, и с тобой явно что-то не так. Что случилось?
Бард, до этого смотревший вниз, на планету, отвернулся от панорамного окна и коротко взглянул на Ита.
– Ты хочешь правду? – спросил он.
– Естественно. Ложь мне как-то незачем.
Скрипач подошел к ним и тоже уставился на Барда. Тот от такого пристального внимания даже слегка покраснел.
– Давайте сядем, что ли, – пробурчал он.
– Давайте, – согласился Ит. Рядом с ними из пола тут же выросли три кресла. – Ну, сели. Таенн, ты будешь говорить или нет?
– Черт с вами, – сдался Бард. – Ребята, это кошмар. Я… я не могу больше гитару из Сети достать.
– Чего? – не понял Скрипач.
– Свою гитару? – удивился Ит.
– Ну да, – грустно опустил голову Таенн. – Даже боюсь подумать, что это может для меня означать. Я же мог, понимаете? Мог! И до последнего времени играл… ну, не при вас, вам же не до того было. Уходил куда-нибудь, станция же большая… сидел, смотрел на звезды и играл. А теперь… – он горестно махнул рукой. – Зову, а инструмент не возвращается. И музыки внутри нет. Совсем нет. Это страшно… Даша говорит, что это из-за того, что сил у тела не осталось, а мне кажется…
Он замолчал.
– Ты думаешь, что скоро умрешь? – пристально посмотрел на него Ит.
Таенн кивнул.
– Простите, что я ору и говорю гадости, типа той, что сказал сегодня. Это словно защитная реакция какая-то. Наверное, чтобы вы не переживали, когда меня не станет… Чтобы вы злились на меня и говорили, что туда, мол, этому уроду и дорога.
Ит осуждающе покачал головой.
– И не совестно? – поинтересовался он.
Бард промолчал.
– А вот теперь послушай, что я скажу. – Голос Ита потяжелел, словно тот, кто жил внутри него, снова вышел на свободу и говорил теперь с Таенном, а Бард, хорошо поживший Бард был рядом с этим кем-то мальчишкой. – Это – малодушие. Самое настоящее малодушие, и ты ему поддался. Как ты смеешь опускать руки, а, Таенн? Ты, который их никогда не опускал и столько раз уже показал, что ты умнее нас всех, вместе взятых; ты, благодаря которому мы выходили из таких передряг, что представить себе невозможно; ты, который за время этой дороги дал столько полезных и мудрых советов, – ты сейчас сдаешься? Когда до цели осталось всего ничего?