Сняв телефонную трубку, она постаралась как можно мягче произнести слово «алло».
— Пейдж, дорогая, ты? — раздался голос ее матери. — Я приезжаю на пару недель в Штаты, чтобы попробовать завербовать молодых врачей на работу в Замбии. — Пейдж насторожилась. — У меня есть кое-какие варианты в Лос-Анджелесе…
— Ты будешь в Лос-Анджелесе? — спросила Пейдж.
— Нет, конечно, — бодро звучал голос в трубке. — Загляну в Техас, Огайо, а потом заеду в Лэнгли, откуда рассчитываю улететь вместе с тобой.
Пейдж вся похолодела: опять в ее жизнь вмешиваются!
— Мама, нам нужно серьезно поговорить, — сказала она.
— Разумеется, детка. Все распланируем. У меня, как всегда, полно идей…
— Мама, дело в том, что я не хочу возвращаться в Африку, — перебила ее Пейдж.
— Ну-ну, что за упадническое настроение! Слушай, мне пора идти. Скоро увидимся.
В трубке что-то щелкнуло, и пошли короткие гудки. Пейдж растерялась. Неужели мама права, думала она. Может быть, у меня действительно дурное настроение, а моя жизнь здесь — всего лишь затянувшиеся каникулы. Но ведь я работаю, и мое стремление к нормальной, полноценной жизни — это не сиюминутный каприз. Ведь и Клэй так живет, и все, кого я здесь узнала. Подвижничество, исповедуемое мамой, претит мне, но как ей объяснить это? Как разорвать пуповину, связывающую нас? Не будет ли это предательством, малодушием с моей стороны?
Белокурые волосы Триш касались травы. Она сидела на корточках и пыталась отобрать у Шепа теннисный мячик.
— Триш, — окликнул ее Клэй, — сделай вид, что тебе все равно, и он тут же отдаст мяч.
— Шутишь, — отозвалась девушка.
— Абсолютно серьезно. Я его повадки как таблицу умножения знаю.
Триш выпрямилась.
— Так ты поедешь в Рейстерстаун в следующую субботу? — спросила его сестра. — Тебе надо зайти в ателье. Смокинг должен сидеть на тебе как влитой.
— Триш, — тон мужчины был усталым, — ты же знаешь, что просишь о невозможном. Давай я просто скажу тебе свои размеры.
Шеп выпустил мяч, девушка подняла его и изо всех сил бросила в глубину сада. Овчарка сорвалась с места и исчезла в кустах, а спустя несколько секунд она уже неслась обратно с мячом в зубах.
— Поговори со мной, Клэй. — Просительный тон Триш тронул Клэя. — Ты опять изменился. Мне кажется, с тобой что-то происходит, хотя не пойму, хорошее или плохое.
— Я встретил женщину. — Рэйнольдс всегда старался быть с сестрой искренним. — Или она меня встретила. Но суть в том, что все это слишком похоже на настоящее чувство. Боюсь, что…
Клэй подробно рассказал Триш историю знакомства с Пейдж, упомянул о Бене и о возвращении ночных кошмаров.
— А что ты чувствуешь по отношению к ней? — спросила Триш.
— Проблема в том, что я не хочу ничего чувствовать, — с горечью в голосе произнес он; на его лицо легла тень задумчивости.
— У вас с ней что-то уже было? Может быть, одна ночь расставит все точки над i и ты поймешь, что это вовсе не любовь, а обычная мужская потребность обладать время от времени женским телом.
Триш вовсе не хотела выглядеть циничной. Она просто не на шутку разволновалась за брата, и таинственная Пейдж представлялась ей чуть ли не врагом, покушающимся на его душевное спокойствие.
— В том-то и дело, что ночь, проведенная вместе, может еще больше все запутать. — Клэй затянулся сигаретой.
— Значит, это нечто большее, чем простое влечение? — снова спросила Триш.
— Это влечение ума, сердца, тела, души. Одним словом, это любовь, — печально заметил Клэй.
Триш постаралась оценить ситуацию как можно более объективно, отбросив все наносное, в том числе и предрассудки.
— Ты боишься рассказать ей об амнезии, не правда ли? — после некоторого молчания продолжила она. — Думаешь, она станет по-другому к тебе относиться, если раскроешь свою тайну? Но, судя по твоим словам, она чуткая, понимающая…
— Мне не нужна ее жалость, — встал на дыбы Клэй.
— Понимание и жалость — не одно и то же, — мягко возразила Триш.
— Если я расскажу об амнезии, романтической истории придет конец.
— Или никогда не узнаешь, что было бы…
— Ты не можешь понять… — Клэй развернулся так, чтобы солнце не слепило ему глаза.
— Ты считаешь меня глупенькой? — В голосе Триш звучала обида. — Сейчас тебя с Пейдж объединяет нечто похожее на дружбу, ничем не омраченную, не отягощенную, и ты боишься испортить это своим признанием.