И я захлопнула дверь у него перед носом. Мне дадут поесть сегодня нормально или нет? Расходились тут, понимаешь.
И только я присела к столу, как в дверь снова постучали. Аппетит, который и так при виде моей гречневой каши поспешно отполз в самый дальний угол внутренностей, теперь испарился окончательно.
– Ну что еще?
– Может, все-таки пустишь? – жалобно взмолился парень. – Темнеет уже, а до деревни я не успею затемно добраться. Стремно в лесу ночевать. Волки.
– Какие волки? – возмутилась я. – Вы всех волков на несколько верст вокруг распугали своими хождениями. Они теперь от людей как от огня шарахаются.
– Ну вурдалаки, лешие, кикиморы. Не дай погибнуть молодой душе, – не сдавался парень.
У меня такое впечатление, что мой дом, как медом намазанный, притягивает к себе всех кого не лень. И все норовят ночевать остаться. Уединилась, называется.
– А расплачиваться за ночлег чем будешь? – строго спросила я.
Парень выразил крайнюю степень задумчивости, выискивая в закромах своей недалекой памяти соответствующий сказочному стандарту ответ, но не нашел и поднял на меня озадаченный взгляд:
– То есть?
– А ты думал, я тебя бесплатно пущу?
– А разве Бабе-яге не положено просто так пустить странника, а потом еще наутро и клубочком путеводным одарить?
Святая наивность, книжек начитался. Я закатила глаза.
– Я благотворительностью не занимаюсь. Не хочешь платить, проваливай отсюда.
И собралась уже снова захлопнуть дверь, но парень поспешно сдался и схватился за ручку с другой стороны.
– Хорошо, хорошо. У меня два медяка есть. Сойдет?
– Нет! – И я потянула дверь на себя.
– Я тебе колоду карт отдам, почти новая, только пяти штук не хватает. – И он дернул дверь в свою сторону.
– Себе оставь. – Мне почти удалось отвоевать дверь.
– У меня сало есть, сыр, ветчины немного… – Парень не сдавался.
– Ну ладно, – согласилась я, отпуская дверную ручку, и парень кубарем полетел вниз со ступенек. – Проходи, разберемся.
На самом деле я не отличаюсь злобностью характера и даже люблю поболтать с кем-нибудь по душам или в дружеской компании, но когда к тебе вот так вламываются в самый неподходящий момент незнакомые, а то и просто подозрительные личности, то невольно начнешь вредничать и злиться. А уж если проявишь, не дай бог, жалость и сострадание к окружающим, то все – хана! На шею сядут и ножки свесят. Вот я и отвоевывала свое социальное пространство, невольно подпадая под описание самой известной сказочной героини.
– Как звать-то тебя, горемычный? – спросила я, когда парень появился в дверях и застыл на пороге, с опаской разглядывая мою нехитрую обстановку.
– Михей.
– Ну что встал? Проходи, что ли.
Михей робко переместился к столу и присел на краешек табуретки, недвусмысленно поглядывая на тарелку с кашей.
– А кормить будешь? – с надеждой спросил он.
– Вот еще! – возмутилась я. – Кто-то говорил, что у него сыр, сало, ветчина есть. Вот и выкладывай. Сегодня ты меня кормишь.
Михей со вздохом полез в заплечный мешок и выудил оттуда помимо всего перечисленного пару сухарей и флягу с водой. Негусто, конечно, но по сравнению с моей стряпней это роскошь, и я предложила ему обменять половину его продуктов на тарелку каши и даже расщедрилась на стакан молока, правда, прокисшего. Как ни странно, он согласился. То ли на диету решил сесть, то ли думал, что обязательно должен поужинать продуктами Бабы-яги, чтобы не выходить из сказочного образа.
Мы сидели за столом и поедали каждый свое. Он – мою остывшую кашу, разбавленную холодным же молоком с пенкой, при виде которой меня перекосило, а я – большущий бутерброд с ветчиной и сыром.
– Куда же ты на ночь глядя через лес-то направлялся? – поинтересовалась я.
– В Беловку, – с набитым ртом прошамкал Михей, – Письмо для старосты несу от нашего дьякона.
– А сам-то откуда?
Я спрашивала не потому, что мне было очень уж интересно, а просто для поддержания разговора.
– Я из Верховки, – охотно ответил он.
От одной до другой деревеньки было верст пятьдесят, и, видимо, парень не рассчитал со временем или скоростью своего передвижения, вот и оказался недалеко от моего дома. Бывает.
– А ты правда Баба-яга? – с любопытством поглядывая на меня, спросил Михей.
– А что, похожа? – прищурилась я.
– Не-а. Баба-яга старая, скрюченная, с одним острым зубом.
– А ты хоть раз видел живую Бабу-ягу-то?