Глаза улыбались, и сердце Бет опасно забилось. Провести ночь под одной крышей. Сумасшедшая мысль!
— Но почему ты меня приглашаешь?
Он тряхнул головой, всем своим видом давая понять, что ответ очевиден.
— Тебе нельзя сегодня оставаться в доме. Спать одной на заднем дворе опасно, а ехать в гостиницу — напрасная трата денег.
— Это все? Никаких скрытых мотивов? — спросила Бет, надеясь, что скрытых мотивов и вправду нет. И очень надеясь, что они все же есть. Она пыталась заглушить в себе тайное желание, о котором могла потом пожалеть.
— Давай начистоту, Бет. Ты боишься, что я попробую затащить тебя в постель? — Он произнес это сердито, словно недоверие очень его обидело.
— Не боюсь, так как знаю, что ты не станешь этого делать.
— Но может быть, ты боишься не меня, а себя? — Нэш прочел ее мысли. — Это не тот вопрос, от которого зависит жизнь. У меня в спальнях есть двери. На дверях есть замки. И они запираются изнутри.
Он прав. Нечего делать из мухи слона. Ей искренне предложили помощь, зачем же отказываться?
Бет улыбнулась.
— Ну ладно. Надувного матраса все равно нет, да и спать в чистой постели лучше, чем в спальном мешке, поэтому я, пожалуй, воспользуюсь твоим предложением. Но с одним условием: утром я приготовлю завтрак.
— Опять торгуешься! Когда человек проявляет участие, вовсе не обязательно его чем-то вознаграждать.
Если бы так! Скандал с Джоном научил Бет быть осторожной. И особенно с теми людьми, которые проявляют участие.
— Папа говорит, что долги — это ямы с зыбучим песком. В них легко увязнуть.
— Твой папа не записывает свои изречения? Их у него, должно быть, больше, чем у Франклина.
— Нет, не записывает. Но у меня в дневнике их полно. Может, потому я их и помню.
Нэш поднялся и подошел к ней вплотную.
— Очень хотелось бы почитать.
Он говорил вполне серьезно. Неужели действительно хочет узнать о ней все. Бет вдруг стало страшно. Станет ли он относится к ней по-прежнему, если докопается до истории с Джоном? Умеет ли он безраздельно доверять людям, которые ему небезразличны? Но больше всего пугало то, что она хотела быть ему небезразличной.
— Дневник женщины — вещь еще более сокровенная, чем содержимое ее бельевого шкафа, — попыталась она отшутиться.
Но Нэш остался серьезным.
— Я хочу узнать о тебе побольше, Бет. Мне все про тебя интересно.
Сам Нэш уже рассказал о многом. Почти обо всем, кроме своего неудачного брака. Лишь упомянул о том, что развелся, но ни разу не сказал почему. Бет же не поведала о себе практически ничего.
— Но у меня самая что ни есть заурядная жизнь. Даже скучно рассказывать.
— Позволь мне самому судить…
Бет почувствовала, как между ними возникло знакомое напряжение, и поспешила сменить тему. Взглянув на часы, произнесла оживленным тоном:
— Если мы хотим выспаться, надо ехать. Я быстро соберу сумку.
Он поморщился, явно разочарованный. Впрочем, голос остался ровным.
— Не спеши. Ведь завтра не надо вскакивать с утра пораньше.
Бет ушла в спальню, а Нэш вздохнул. Почему она так упорно молчит о себе? В голову лезли самые бредовые мысли. Скорее всего в прошлом — неудачный роман, и с тех пор она не доверяет мужчинам. Просто не нужно расспрашивать, следует выждать и сделать все, чтобы с ним она чувствовала себя в безопасности.
Каким образом эта женщина заняла столь важное место в его жизни? Он и не заметил, как это произошло. Войдя в ее спальню, он сразу понял, что это комната настоящей женщины. В такой спальне у любого мужчины закружится голова. Черт возьми, он хочет Бет Террелл. И он получит ее. Может быть, не сегодня. Но скоро.
С тревогой Нэш ввел Бет в свой дом. Она оглядела гостинную.
— Мне здесь нравится! Такие приятные, теплые цвета.
Гостиная была выдержана в бирюзовых и персиковых тонах. Мебель с дубовой отделкой. Плетеный ковер. Плетеная корзина с рогозом и пшеничными колосьями. Одну стену занимала стереоаппаратура, на которой были расставлены индейская керамика и статуэтки.
Нэш прислонился к стене.
— Я почти все время провожу в этой комнате. Мне хотелось чего-то легкого, простого.
Бет понимающе кивнула.
— Тут действительно очень уютно. Хорошо и для отдыха и для работы.
— Когда надо работать, я иду вниз.
— В кабинет?
— Я бы сказал в офис. Вот почему перед домом такая большая стоянка.