26 
В три дня она позвонила в галерею и без труда договорилась о подмене на субботу. Дэниел — он всегда как будто чувствовал, что сестра в нем нуждается, — позвонил сам на сотовый полчаса спустя.
— Дэнни, у меня куча новостей, — прощебетала Энн, едва произнеся слова приветствия. — Во-первых, мы расстались с Рейнолдом, во-вторых, я опять живу на Квин-стрит, в-третьих, я хочу попросить тебя взять на выходные Мики. Я уезжаю на Ниагару с… — На этом месте она споткнулась. Назвать Алана своим новым возлюбленным она не решилась, просто знакомым тоже, ведь он уже был для нее гораздо большим. — С одним другом.
Дэниел, опешивший от потока новостей, выплеснутых на него без всякой подготовки, несколько секунд молчал.
— Ну и ну, сестренка! — наконец произнес он. — Насколько я понимаю, скучать тебе не приходится.
Энн засмеялась. Брат никогда ни о чем лишнем у нее не спрашивал и в любой ситуации был на ее стороне, за что она еще сильнее дорожила дружбой с ним. Вот и сейчас он не напал на нее с расспросами, а подбодрил шуткой.
— О скуке мне даже подумать в последнее время некогда, — ответила Энн.
— Признаюсь честно: я давно заметил, что ваши с Рейнолдом отношения никуда не годятся, — сказал Дэниел посерьезневшим голосом. — Наверное, даже хорошо, что вы расстались. За Мики не беспокойся: я приеду за ним в субботу утром, ключ от твоей квартиры у меня есть. И… — Он кашлянул, и по этому с детства знакомому кашлю Энн поняла: брат догадался, что в ее жизни появился другой мужчина и что она от этого мужчины без ума. — И желаю вам с другом приятно отдохнуть на Ниагаре.
— Спасибо, Дэнни.
— Портрет готов, — сказала Энн, на шаг отступая от мольберта и окидывая работу еще одним внимательным взглядом. — Можешь оценить его и считать своим.
Алан медленно поднялся со стула, подошел к полотну и принялся с восторгом его рассматривать.
С позавчерашнего дня портрет вроде бы изменился мало, но приобрел ту законченность, которая отличает эскиз от собственно произведения искусства. Те внутренние качества Алана, которые Энн подметила в нем и искусно отобразила на холсте, теперь казались ему еще более поразительными. И, любуясь сейчас детищем таланта своей удивительной подруги, он, если бы она не смотрела на него сейчас, не сдержался и прослезился бы.
Ему хотелось опуститься перед ней на колени, расцеловать ее всю от пальчиков на ногах до макушки, наговорить кучу восторженно-ласковых слов. Но он лишь медленно повернулся к ней, с осторожностью взял ее руку и прижался к ней губами.
— Ты не представляешь, насколько я восхищен этим портретом и как сильно тебе благодарен, — пробормотал он, поднимая голову и глядя ей в глаза. — Ты просто волшебница, Энн.
Явно польщенная, она убрала руку и просияла. Прозрачная кожа на ее щеках покрылась легким румянцем.
— Я рада, что тебе понравилось. Мне очень хотелось справиться с этим портретом как можно лучше.
Вновь заговаривать об оплате Алану было неловко, особенно сейчас, когда на милом лице Энн отражалось столько искренней радости, несовместимой с деньгами. Но он прекрасно помнил, что она предлагала поговорить об оплате позднее, и был убежден, что самой ей поднимать сейчас денежный вопрос представляется еще более неловким, чем ему.
К тому же, хотя Алан ни капли не сомневался в том, что по уши влюблен в эту женщину, он не был уверен, что его чувство взаимно. А поэтому не имел права рассчитывать на то, что Энн смотрит на него как на одного из близких друзей, в отношениях с которыми о деньгах не говорят.
Энн явно ему симпатизировала. В этом убеждало и то, что она согласилась с ним познакомиться, и то, что написала его портрет, и то, с каким удовольствием угощала чаем и болтала с ним на разные темы, и то, что приняла приглашение съездить вдвоем на Ниагару. Когда Алан обнял ее и хотел поцеловать, он сразу почувствовал, что и как мужчина ей далеко не безразличен. Вздрогнув, она прильнула к нему тогда с такой готовностью, а ее теплая мягкая грудь на протяжении нескольких минут, в течение которых это объятие длилось, так высоко и красноречиво вздымалась, что он с уверенностью мог сказать, что Энн хочет близости с ним.
Не понимал Алан только одного: что ее останавливает?
Проведя рукой по волосам и опять посмотрев на портрет — таким образом еще на несколько секунд отдаляя неприятное мгновение, — Алан повернулся к Энн и решительно спросил:
26 
