125 
Господи, хоть бы Холт сказал сейчас что-нибудь, чтобы снять чудовищное напряжение, просто физически ощущавшееся в этом маленьком помещении. Не держал бы своего негодования в себе, выплеснул наружу эмоции, превратившие его в комок нервов и тугой узел затвердевших мышц. Ведь она открывала перед ним всю свою душу. Неужели он не сознавал, какое сокрушительное оружие против себя самой добровольно передавала она сейчас в его руки? Теперь он мог уничтожить ее. А возможно, именно об этом он и размышлял в данный момент?
– Теперь, Холт, ты понимаешь, что значит испытывать к кому-то что-то личное. На поверку всеэто оказалось лишь плодом моего больного воображения и существовало лишь в моем воспаленном мозгу. – Диана почти умоляла его поверить ей и понять. – Я трезво отношусь к белому иноходцу, а вот ты – нет. Я даже не думаю, что твоя ненависть вызвана потерей лошадей или даже смертью Руби. По правде говоря, я считаю, что ты возненавидел его за ту нашу первую близость, полагая, что если бы не он, то ничего бы и не случилось. Гай не увидел бы нас вместе и не воспылал бы к тебе такой злобой, что готов был убить собственного отца. Но ведь все совсем не так, Холт. Между нами всегда существовала эта подспудная тяга друг к другу. А жеребец послужил лишь катализатором того, что все равно рано или поздно случилось бы.
Ноздри Холта раздувались, а желваки на его скулах продолжали свою непрестанную игру. Холодный взгляд его серых глаз метал молнии. Неужели же ничто из того, что она ему говорила, так и не проникло сквозь эту неприступную твердь?
– Я не испытываю к мустангу ненависти. Он просто должен быть уничтожен, – упрямо повторил он.
– Не делай этого. – Диана не могла выразить словами того ужасного ощущения, которое переполняло все ее существо. – Я сделаю все, что захочешь. Пообещай мне только, что забудешь о его существовании. Хочешь, я уеду и больше никогда не возвращусь на ранчо? Уеду туда, где Гай ни за что и никогда меня не найдет. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала, и я это сделаю. Только не надо пытаться расправиться с этим животным.
– Прекрати молоть чепуху! Это всего лишь моя работа, и я ее выполню. И покончим на этом! – прорычал Холт.
– Наверное, я действительно говорю глупости. – Диана в смущении передернула плечами. – Я… – Больше она ни слова не могла произнести и в отчаянии опустила руки.
Пробиться сквозь эту стену было невозможно. Он не желал ее слышать. Если уж Майор не смог его переубедить, то с чего она вдруг решила, что ей удастся это сделать? Огонь ее красноречия угас, и Диана почувствовала себя полностью опустошенной. Холт стоял так близко от нее, и сила его была такой непреодолимой! Стоило лишь сделать шаг, и она оказалась бы в объятиях его крепких рук, прижалась бы щекой к надежной и непоколебимой скале его груди.
– Не уезжай, – едва слышно прошептала Диана.
Почувствовав ее прикосновение, Холт весь напрягся, противясь ее бессознательному порыву.
– Диана, ради Бога… – начал было он сердито, но стоило его рукам подняться, чтобы оттолкнуть ее, как они непроизвольно сомкнулись вокруг ее тела.
Диана ощутила его дыхание на своем виске и подняла голову в мольбе о поцелуе. Беспорядочное биение собственного пульса было единственным звуком, который она сейчас слышала. Его рот прильнул к ее губам. Пальцы Холта лихорадочно расстегивали заколки в иссиня-черных прядях ее волос, высвобождая их тяжелые волны и позволяя им наконец рассыпаться каскадами по обмякшим плечам Дианы.
– Я хотел сделать это еще на кладбище, – прошептал он ей в лицо.
Чувства переполняли ее, движения его рук будоражили невероятные ощущения: Ей захотелось быть к нему еще ближе, воспоминания воспламеняли ее кровь. Его губы ласкали ее лицо, она же испытывала непреодолимую потребность ощутить каждый мускул, каждый бугорок его разгоряченного тела. Она просунула между его широко расставленных ног свои бедра, чувствуя, как неудержимо растет в нем жажда ее томящейся плоти.
Все завершилось бы так же чудесно, как было между ними всегда, если бы до их слуха внезапно не донесся чей-то голос.
– Эй, Холт, вы здесь? – Это был голос Дона. И тут же Холт поднял голову и плотнее обхватил Диану руками, прикрывая ее от человека, появившегося в проеме двери. Тот залился всеми оттенками розового и багрового. – О Господи, извините. Я не хотел… еще раз простите. – Его смущенные извинения путано слетали с немеющего языка.
125 
