Последние отзывы

  90  

Если, разумеется, не брать в расчет тот факт, что он был не первым мужчиной в их роду, очарованным роковыми красавицами, носящими такую фамилию. Не говоря уже о том, что сам отец попал под обаяние Мойры. Здесь явно не обошлось без участия потусторонних сил.

Таггарт вновь взглянул на пухлую папку с документами и письмами своего отца, бережно сохраненными Мойрой. Он все еще не решил, что ему думать и чувствовать после ознакомления с ними. Написавший их человек оказался совсем не таким, каким он представлялся Таггарту прежде. За два часа, которые он провел, читая эти письма, Таггарт понял, что совершенно не знал собственного отца. Сойдя в могилу, Таггарт-старший остался для своих сыновей загадочным незнакомцем.

Разумеется, некоторые его идеалы и воззрения были довольно понятны Таггарту-младшему. Но невероятной представлялась удивительная метаморфоза, происшедшая с отцом на склоне лет. Этот упрямый и себялюбивый человек внезапно стал сомневаться в верности своего прежнего мировоззрения. Не стало ли это следствием его тяжелого недуга? Не заподозрил ли он, что его болезнь неизлечима, задолго до получения результатов медицинского обследования? Не предчувствие ли своей скорой неминуемой смерти подтолкнуло его оказать Мойре финансовую помощь?

Или же сознание его коренным образом изменилось после знакомства с ней? Во всяком случае, именно такое впечатление сложилось у Таггарта-младшего после прочтения его писем. Впрочем, в старости все люди пересматривают свои жизненные ценности, не стал исключением в этом смысле и Таггарт-старший. Прежде за ним не замечалось склонности к философствованию. Он твердо знал, что хорошо и что плохо, и потому-то и стал судьей. В тонкости он предпочитал не вникать, мир виделся ему только в белом и черном цветах. Точно так же судил он и своих сыновей. Безжалостно карал их за малейшую провинность и превратил их жизнь в своем доме в бесконечный судебный процесс, отведя им роль подсудимых, а себе – и судьи, и жюри присяжных одновременно.

И вот выяснилось, что на склоне лет в его сознании произошел переворот. Причину этого его сыну узнать уже никогда не удастся. Но у него не вызывало сомнений то, что толчком к перевороту стало знакомство с Мойрой, этой роковой женщиной, пробудившей нечеловеческую страсть и у Таггарта-младшего.

Но сексуальным аспектом ее влияние на него не ограничилось. Таггарт не только проникся к ней вожделением, но и воспылал интересом к истории рода Морганов, захотел досконально изучить ее, стать одним из ее творцов, продолжателем дела своих предков, хранителем их наследия, исполнителем их заветов. Невольно напрашивался вопрос: не уловка ли это, с помощью которой хитрая Мойра выуживала из Морганов деньги? Почему бы ей не обратиться непосредственно к своим американским родственникам – потомкам владельцев Баллантре, Синклерам, живущим теперь в Рогз-Холлоу?

Возможно, она пыталась к ним обратиться, предположил Таггарт, но отклика не получила. Никаких документальных подтверждений этому он, однако, не обнаружил. Не известно было ему также и то, что происходит в семье американских Синклеров, живущих в Рогз-Холлоу. Он поддерживал связь исключительно со своими братьями, а с другими людьми, которых он знавал в юности, даже не переписывался. Покинув отчий дом, он чувствовал потребность в полном отчуждении от всего своего прошлого окружения. Близких же друзей у него не было.

Скрытный и осторожный, он хранил все свои обиды в сердце и не делился ими с другими. Эта привычка сохранилась у него до сих пор. Но, повстречав женщину, которая сейчас принимала душ этажом выше, Таггарт внезапно почувствовал, что ему надо с ней поделиться своими сокровенными мыслями.

Он стал расхаживать взад и вперед по гостиной, мучительно ища ответы на рождающиеся в его мозгу вопросы. Пока что ясно ему стало только одно – осью всей круговерти невероятных событий является Мойра Синклер. И только она способна помочь ему разобраться во всем. Таггарт еще с минуту пристально разглядывал портреты на стене, а затем стал подниматься по лестнице в спальню, полный решимости без стука ворваться в маленькую ванную, устроенную в этой опочивальне лет пятьдесят назад.

Мойра все еще нежилась под тугими струями душа, стоя в ванне, покоящейся на четырех подставках в виде когтистых львиных лап, за цветастой клеенчатой занавеской. Комнату заполнил густой ароматный пар, насыщенный запахами дорогого мыла и шампуня. У Таггарта слегка закружилась голова.

  90