– А что будете вы? – Помешкав секунду, Дин прислонил этюдник к стене возле двери и направился к холодильнику.
– Я предпочитаю вино. Видимо, это последствия моего пребывания во Франции.
Закончив раскладывать свое снаряжение, Кэролайн подошла к раковине и смыла краску с рук и подбородка. Больше она ничего с собой не сделала – не расчесала растрепанные ветром волосы, не освежила макияж на лице. Дин вовсе не считал, что она нуждается в том, чтобы прихорашиваться, но был слегка удивлен небрежностью, с какой эта женщина относилась к своему внешнему виду. Затем Кэролайн устроилась на диване рядом с ним, подвернув под себя длинную ногу.
Они говорили о тысяче вещей. За первым бокалом последовал второй, затем – третий. Они были совершенно разными, они происходили из противоположных миров, и все же Дин не мог припомнить другого случая, когда ему было бы так хорошо в обществе женщины.
Допив последние капли вина, Кэролайн аккуратно поставила бокал на пол, а затем повернулась лицом к гостю. Он сидел, закинув руку на спинку дивана. Ладонь его покоилась прямо за ее головой.
– Откровенно говоря, я не была уверена, что тебе стоит сюда приходить, – призналась женщина, не отводя внимательного взгляда от его лица.
– Почему? – Внезапно Дин почувствовал неуверенность.
– Боялась, что ты окажешься одним из тех невыносимо скучных снобов, которые только и знают, что долдонить о том, сколько у них денег и прочего добра. – Она погладила хохолок на его макушке, а потом нежно пробежалась пальцами по его волосам. – Я рада, что ты не такой.
– Я тоже. – Дин, в свою очередь, положил ладонь на ее изящную шею и приблизил лицо женщины к своему.
Этот момент был неизбежен. Он стал неизбежен в тот самый момент, когда они увидели друг друга на пляже. Именно за этим он приехал сюда. Именно этого он хотел. И Кэролайн – тоже. Он прочитал это в бархатной глубине ее серых глаз.
И они поцеловались. Дин прильнул к ее шелковым губам, вбирая их в себя и желая, чтобы поцелуй длился вечность. Ему казалось, что его затягивает в одну из ее картин – обжигающе жарких и неистовых, естественных, как сама природа.
В какой-то момент Кэролайн извернулась и легла поперек его колен, не прервав при этом поцелуя. Ее тело было готово к его прикосновениям, и ладони Дина пробежали по нему, лаская округлости грудей, поглаживая бедра и ноги. Каждая мышца Кэролайн пришла в движение. Ее ягодицы прижимались к его набухшему естеству, и это было самой сладкой пыткой.
Она потерлась носом о его ухо, а затем, высунув язычок, лизнула его мочку, от чего по телу Дина побежали мурашки.
– Я хочу раздеть тебя, Дин, – прошептала она.
«Боже правый!» – мелькнуло у него в голове. Он слышал, что художники не страдают от ненужных комплексов, но подобная откровенность все же ошеломила его. Он попытался представить себе, что нечто подобное сказала бы Бэбс, но даже под хмельком она не была способна на такое.
– Я хочу видеть твое тело.
Все, что было дальше, казалось ему сном. Дин стоял неподвижно, а она снимала с него одежду – вещь за вещью. От прикосновения пальцев Кэролайн к его коже тело Дина вздрагивало, и по нему пробегали сладкие судороги, чего никогда не случалось прежде. Он помнил яркую искорку, которая вспыхнула в ее глазах, когда она увидела, насколько он ее хочет. В его ушах звучал негромкий голос Кэролайн, говоривший ему, что нет ничего прекраснее мужского тела. Ее собственная одежда исчезла словно по мановению волшебной палочки, и Дин впервые в жизни понял, что на свете также нет ничего прекраснее, чем тело женщины – с крепкой грудью, стройной талией и широкими бедрами, предназначенными, чтобы баюкать мужчину.
А затем он, жарко обнимая ее, пробовал на вкус твердые соски ее грудей, страстно любил. Кэролайн содрогалась в его объятиях, изгибала спину дугой и обвивала его талию ногами, заставляя поскорее войти в нее. Между ними не осталось ни следа стыдливости – один только жар желания, смерчем увлекавший обоих в беспамятство страсти.
Через некоторое время сознание Дина стало медленно всплывать из глубин забытья, и он понял, что еще никогда в жизни не был так любим и не отдавал себя настолько самозабвенно. Удивительная женщина, которую сейчас он сжимал в объятиях, проникла в его душу и вызвала в ней такую бурю чувств, которую он сам от себя не ожидал.
К тому времени, когда Дин наконец заставил себя проститься с Кэролайн, было уже поздно. Очутившись дома посредине ночи, он неторопливо и нежно занимался любовью с Бэбс. Его тело словно просило у нее прощения за измену и в то же время знало, что это будет повторяться вновь и вновь.