Девятнадцатого июня 2003 был арестован глава службы безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин. Его брали так, как будто он один — целое бандформирование. Офис Пичугина штурмовало 27 спецназовцев, хотя можно было просто предъявить ордер и войти в дверь. Обыскали кабинет, изъяли сейф, Пичугин просил позвать на обыск адвоката, но адвоката не позвали.
Следствие и суд по делу Пичугина были закрытыми.
Адвокаты его сообщали только, будто во время следствия, чтоб «разговорить» Пичугина, ему кололи психотропные препараты и свели этим с ума.
Второго июля был арестован Платон Лебедев.
— Платон вообще ни при чем, — говорит мне адвокат Антон Дрель. — Платон вообще никакого отношения не имеет ко всему этому делу. Он чистый заложник.
А Ходорковский из тюрьмы пишет мне: «Я поверил в то, что правила игры можно изменить не вообще когда-то, а сейчас. Поверил в Касьянова, Путина. Наверное, трудно понять и тем более поверить, но я, в общем, прямой человек, делаю, что говорю и говорю, что делаю, и чисто психологически ожидаю этого от других.
Я все понимаю, а подсознательно все равно считаю, что люди не могут говорить одно, а делать прямо противоположное. Умом понимаю возможность интриги, а потом опять верю и ничего не могу с собой поделать.
Меня всегда поправлял Леонид (Невзлин. — В. П.), а здесь и он сплоховал.
В общем, я всегда действительно верил в то, что говорю, когда говорил Президенту (орфография сохранена, Ходорковский пишет слово „президент“ с большой буквы. — В. П.), что можно и нужно покончить с коррупцией, когда предлагал и добился принятия антикоррупционного закона „О трубе“, поправок в налоговое законодательство, принятия правил корпоративной этики, оно все работает. То, что мы сделали, никто не отменил! Даже международная отчетность внедряется.
Просто были включены другие механизмы — „бейсбольная бита“. Мы справились с воришками, а нарвались на разбойников. Мог предусмотреть — мог, когда понял, было поздно, и надо было или встать на колени, или пойти в тюрьму. Может быть, и встал бы, если бы не Платон, во всяком случае, искушение было бы сильное, но бросить (Платона. — В. П.) не смог».
Из письма Ходорковского следует, что если бы не был арестован Платон Лебедев, то Ходорковский не пошел бы в тюрьму, а сдался бы, хоть мы и не знаем, как в таких случаях сдаются и какие в таких случаях бывают аннексии и контрибуции.
— Вы же, наверное, даже и не слышали про Платона Лебедева до тех пор, как его арестовали? — говорит Антон Дрель.
И он почти прав. Про Платона Лебедева я слышал только однажды. Году в 1998-м или 1999-м в журналистской тусовке рассказывалась история про то, как репортер газеты «Ле Тан» Сильван Бессон приехал в Москву расследовать историю о деньгах ЮКОСа в Швейцарии, пошел поговорить про это с Платоном Лебедевым, а тот был с Бессоном груб, сказал, чтоб не лез лучше Бессон в это дело, и спросил даже, не боится ли Бессон, что завтра его на улице переедет машина.
Мы смеялись тогда, что Бессон не сразу даже понял, что это угроза. Мы без обсуждений решили тогда, что, конечно, Лебедев бандит, потому что все они там, в большом бизнесе, бандиты. Впрочем, угроза Лебедева не приведена была в исполнение, Бессон спокойно опубликовал свое расследование, и никакой автомобиль его не переехал.
Ирина, бывшая сотрудница Лебедева, эмигрировавшая после ареста Лебедева в Лондон, иначе представляет себе инцидент с Сильваном Бессонном. Помните, Ирина появлялась уже в нашей истории мельком четыре главы назад? Мы разговариваем в лондонском отеле возле Кенсингтонского парка. Я приехал на эту встречу раньше времени, прогуливался по парку и издалека видел, как Ирина входит в отель. Мы прежде не были знакомы, но я сразу подумал, что эта красивая молодая женщина — русская. Она единственная из всех прохожих не была небрежна в одежде. Раньше в Европе русские выделялись из толпы тем, что были одеты слишком плохо, теперь выделяются тем, что одеты слишком хорошо. Ирина говорит: — Платон терпеть не мог, когда его долго не понимали.
Я всегда, если не понимала, просила объяснить, и он ни разу не повысил на меня голос. А если человек не понимал, но притворялся, будто понимает, Платон начинал ужасно кричать и страшно ругаться.
Ирина совсем не так вспоминает Платона Лебедева, как вспоминает его Сильван Бессон. Она говорит, что работа с Лебедевым была счастьем.
— Был 1997 год, когда я пришла работать к Платону.