Приходилось на многое закрывать глаза, со многим мириться — ради собственности, ее сохранения и приумножения. Не только я управлял собственностью — она управляла мною».
Он, выходит, в 1998 году заметил, что он узник, что государство вольно распоряжаться его судьбой, как хочет: дать богатство или отнять богатство, дать голос или лишить голоса. Но он не думал, будто всякое государство в принципе подавляет всякую свободу. Он думал, что дело в конкретных людях, называвших себя в России 2003 года государством. Дальше в статье «Собственность и свобода» читаем: «… дело ЮКОСа — это никакой не конфликт государства с бизнесом, а политически и коммерчески мотивированное нападение одного бизнеса (представителями которого выступают чиновники) на другой. Государство же здесь — заложник интересов конкретных физических лиц, пусть и наделенных полномочиями государственных служащих».
К 2003 году у Ходорковского, кажется, созрел практический план освобождения: независимый бизнес, оппозиция в парламенте, новое свободное поколение. Этот его план действительно можно понять как попытку смены общественного строя, как мятеж, в котором многочисленные узники пытаются получить свободу. Похоже, президент так это и понял, и арест Ходорковского в октябре не был изменением его статуса, а был констатацией: знай свое место, ты узник и всегда был узником. В октябре, когда Ходорковского арестовали, то, что он узник, то, что сам он заметил в 1998 году, заметила вся страна, все люди, мы с вами, до сих пор думающие, будто Ходорковский — в тюрьме, а мы — на свободе.
Помните анекдот про палача, который так виртуозно перерубил приговоренному шею, что голова осталась на месте? И приговоренный спрашивает: «Ну и что?» «А ты головой-то качни», — отвечает палач. Вы головой-то качните. Попробуйте объединить всех, кто за свободу. Попробуйте выйти из-под контроля государства. Попробуйте отнять у чиновников их коррупционный хлеб. Попробуйте хотя бы воспитать детей свободными, хотя бы своих детей. Попробуйте иметь для всего этого достаточно денег и смелости. Вот сразу и узнаете, кто тут у нас узник.
Леонид Невзлин несколько раз и в разных своих интервью говорил, будто объединение ЮКОСа и «Сибнефти» с самого начала было для Ходорковского ловушкой. В пользу этой версии говорит тот факт, что Абрамович предложил Ходорковскому объединять «Сибнефть» и ЮКОС через две недели после злосчастной презентации о коррупции в Кремле. Можно предположить, что президент лично обиделся на Ходорковского за презентацию о коррупции. Две недели понадобились Абрамовичу, чтобы объяснить президенту или кому-то в администрации президента, как можно элегантно отнять у Ходорковского всю его нефтяную империю. Приблизительно так же, как пытался делать это Кеннет Дарт. Объединить «Сибнефть» и ЮКОС, получить в объединенной компании блокирующий пакет, потом арестовать акции ЮКОСа, провести собрание акционеров, на котором акции ЮКОСа голосовать не смогут, избрать свой совет директоров и иметь, таким образом, контроль над компанией.
В отличие от Кеннета Дарта, имевшего в союзниках региональную власть, Абрамович получал бы в союзники власть федеральную, и ЮКОС не смог бы спешно к совету директоров вывести из-под ареста свои акции.
Дальше можно было бы шантажировать Ходорковского, требовать, чтоб он продал свои акции по заниженной цене или чтоб эмигрировал и получал от Абрамовича дивиденды, не пытаясь проверить, справедливо ли они рассчитываются.
Ходорковский не верит в эту версию Невзлина. Несколько раз в тюрьме Ходорковский говорил и писал, что не считает предложение Абрамовича об объединении ЮКОСа и «Сибнефти» заведомой интригой. Не хочет верить, будто 26 апреля 2003 года президент, одобряя сделку ЮКОС-«Сибнефть», хладнокровно следил, как Ходорковский сам лезет в ловушку и сам ее за собою захлопывает.
Мы, наверное, не скоро узнаем, что случилось в действительности. Мы знаем только, что, едва начав воплощаться, амбициозный план реформации страны, придуманный Ходорковским (независимый бизнес, сильная оппозиция, свободное поколение), пошел наперекосяк.
Уже весной, заявлявшая о своем желании объединиться с «Яблоком», партия СПС начала против «Яблока» войну. В СПС и в «Яблоке» справедливо полагали, что электорат этих партий во многом пересекается.
Я, например, до самого дня выборов раздумывал, проголосовать ли мне за СПС или за «Яблоко», и решение принял только у избирательной урны. Много раз с тех пор я встречался с Григорием Явлинским и с Борисом Немцовым: Явлинский думает, будто я голосовал за «Яблоко», Немцов думает, будто я голосовал за СПС, а я не скажу, за кого голосовал на самом деле, потому что на выборах 2003 года я не хотел голосовать ни за «Яблоко», ни за СПС, а хотел голосовать за их объединенную партию, но не было такой партии.