Рауль возвышался над ней, высокий и внушительный.
– У меня нет никаких возражений ни против одного из утверждений вашей матушки. Вы, несомненно, оставили ворота без защиты. Однако вы совершили еще большую ошибку, когда били по мячу, – заявил Рауль. – Куда вы его направляли?
Роб заколебался, не зная точно, как правильно ответить.
– Вперед.
– И никому из игроков, в частности?
– Никому, – признался Роб.
– Вот это и есть ваша ошибка. Игрок никогда не должен беспорядочно бить по мячу. Он обязан либо передать пас товарищу по команде, либо попытаться провести гол. Когда вы бьете по мячу, вы всегда должны направлять его точно в цель. Знать, где находятся все игроки из вашей команды, и посылать мяч кому-то из них. Всегда старайтесь передать мяч товарищу. Владение мячом и умение управлять им – вот лучший способ защищать ворота.
– Вы правы, – пробурчал Роб, очень недовольный собой: как это он раньше не замечал вещей, которые теперь кажутся такими явными и очевидными.
Да и Лес поняла, что ее вежливо поставили на место. Все, что она сказала, было верно – до известного предела. И Рауль тонко, но ясно дал ей понять, что ее знания о поло ограниченны.
– Не огорчайтесь, Роб. Вы приехали сюда, чтобы учиться, – напомнил юноше Рауль и тронул бок коня затупленной шпорой, посылая его вперед.
Лес следила глазами за тем, как он едет по двору конюшни. Ее немного уязвило это столкновение, хотя она и точно знала, что оно ни на йоту не умалило ее влиятие на сына. И все же Рауль сумел представить ее советы если не ложными, то, во всяком случае, неполными.
И тут Лес увидела, как Триша схватила коня Рауля под уздцы, остановила его и, смеясь, сказала всаднику что-то, чего Лес не могла слышать. Рауль спрыгнул на землю и ослабил подпругу своего седла. Эти двое опять вместе! Для Лес не имело значения, насколько отчужденно и холодно держится с Тришей на людях Рауль. Это было зрелище, которое она не могла вынести. Лес отвернулась.
– Пойду в дом, – сказала она Робу.
– Я зайду к тебе попозже…
Роб зашагал по двору, старательно держась подальше от других учеников. После разговора с Раулем он был не в силах встретиться с кем-либо из них лицом к лицу. И Лес почувствовала смутную досаду на то, что Рауль приобрел такое значение для ее сына.
Костры, разведенные на лужайке позади дома, продолжали пылать, хотя мясо давно уже было зажарено. Яркое пламя разгоняло прохладу раннего вечера и освещало сгущавшиеся сумерки. Лес сидела за длинным столом, выставленным на газоне неподалеку от костров, и смотрела на стоящую перед ней тарелку, где все еще горой высилась еда. Судя по остававшемуся количеству снеди, можно было решить, что она не съела ни кусочка, но тяжесть в желудке говорила об обратном. Лес сокрушенно покачала головой. Кончики волос, свободно падавшие ей на плечи, разметались по воротнику французского льняного жакета в тонкую полоску – серовато-коричневую и розовую.
– Я совершенно честно не могу уже больше есть, – заявила она, вытирая руки полотняной салфеткой. – Еды на моей тарелке хватило бы и на четверых.
– Мы стараемся, чтобы вы у нас пополнели, – сказал сидящий напротив Эктор, его белые зубы сверкали под усами. – Понравилось вам асадо?
– Muy bueno. Очень вкусно. Я правильно сказала?
– Si, – махнул он рукой, давая понять, что если она и произнесла испанские слова не совсем точно, то это не имеет значения.
Молоденький мальчик из кухонной прислуги унес тарелку, и Лес положила салфетку на стол.
– Чертовски вкусная штуковина, – проговорил Дюк Совайн, сидевший справа от Лес. Он отрезал очередной ломтик от громадного куса мяса и посмотрел на своего соседа, мексиканца. – Мигель, я всегда считал ваше мексиканское блюдо кабрито самой лучшей едой из всех, какие я когда-либо пробовал. Но это асадо побивает его по всем статьям. – Он сунул ломтик в рот и принялся жевать, покачивая головой из стороны в сторону, показывая, какое замечательное это отдающее ароматом чабера бразильское яство. – Я собираюсь разузнать, как они его готовят, чтобы рассказать потом Анджи. Анджи – это моя жена, – пояснил он Лес.
Этот словоохотливый техасец с медлительной, протяжной речью был в группе самым старшим по возрасту. Ему уже исполнилось тридцать два, и он был сыном одного из самых крупных независимых коннозаводчиков в штате. Дюк носил на пальце большой золотой перстень, повторяющий очертания Техаса, с двухкаратным бриллиантом в центре – как бы символом «штата одинокой звезды». Поло для него было хобби, хотя, как и большинство любителей, он уже не мог отказаться от этой игры, как наркоман от наркотика.