Особенно,... 
109 
Тепло укутавшись в нарядную шубу, отороченную черным куньим мехом, Энн смотрела в окно экипажа, и ее дыхание превращалось в клочковатые облачка пара.
– Джексон, взгляните, какими белыми кажутся снежные хлопья в ночной темноте. Есть ли на свете что-нибудь прекраснее?
– С этим может сравниться только одно.
Она повернула голову – он смотрел в ее окошко, и его лицо было всего лишь в нескольких дюймах от нее. Она внезапно ощутила участившееся сердцебиение и внезапный жар в крови.
– Что же? – спросила она, прекрасно зная, что услышит комплимент и что сама на него напросилась.
– Безупречная белизна вашей кожи, оттененная черным бархатом волос, – это и есть совершенство. – Голос его ласкал, словно прикосновение.
Его лицо тоже казалось ей идеалом мужской красоты: гордый благородный профиль, четко очерченные скулы и скульптурная линия подбородка. Ее душу глубоко волновали откровенные взгляды, которые он так часто на нее бросал.
Как замужняя женщина она не имела права на эти чувства. Но, глядя на его красивый рот, она понимала, почему запретный плод сладок.
– Энн… – вот и все, что он произнес. Только ее имя. Сколько раз он произносил его вот так, и она ощущала себя самой желанной женщиной на свете. Какие порочные, однако, мысли! Она хотела бы прогнать их. Порочные, порочные, порочные… Но как они прекрасны!
Ей хотелось поцелуя. Джексон понял это по ее напряженной неподвижности. Он распознал бы это желание и в самой что ни на есть благородной леди, и в рябой размалеванной потаскухе. Слава Богу, все женщины скроены на один манер. Большинство мужчин искали в них различия, но только не Стюарт.
Ее губы, тронутые дыханием зимы, были прохладными. Согревая их своими, он разогнал все ее сомнения и смутный, безотчетный порыв отстраниться, которому она, однако, не поддалась. В следующее мгновение ее губы сделались податливыми и страстными, а сама она прильнула к нему как гибкая ива. Воспользовавшись моментом, он довел ее до исступления, разрушил барьер, который она хотела бы сохранить; наконец, она, внезапно отяжелев, отпрянула от него и отвернула лицо – ее пальцы в перчатках сжимали воротник его пальто.
– Нет! – Ее слабый протест был похож на стон. – Ты не должен… мы не должны.
– Я знаю.
Он отыскал губами ее висок. Она порывисто вздохнула, и он испытал спокойное удовольствие, словно от глотка хорошего бренди.
– Я твержу себе это вот уже несколько дней, но мои чувства от этого не меняются. – Он по-прежнему не отнимал губ от ее лица, нашептывая ей слова, от которых она сладостно вздрагивала. – Энн, ты должна была понять, догадаться, что я приехал в Канзас-Сити только из-за тебя. Я хотел снова тебя увидеть, поговорить с тобой, хоть мгновение. Я не мог поверить свалившейся на меня удаче, когда ты сказала, что твой муж уехал. Была ли это просто удача, Энн? Не судьба ли это?
– Не знаю, – прошептала она.
– Я тоже. Я знаю лишь то, что влюблен в тебя.
– Нет…
Оставив этот еле слышный протест без внимания, он сжал ее в объятиях, чтобы не дать отстраниться.
– Это правда. Я люблю твое лицо и лучезарную улыбку. Люблю нежность твоей кожи и аромат волос. Люблю звук своего имени у тебя на устах и биение твоего сердца рядом с моим. Люблю касаться тебя кончиками пальцев и люблю вкус твоих губ. Энн, милая, дорогая…
В его голосе слышалась такая мука, такое исступление страсти, что Энн была потрясена. Последнее время он частенько с ней заигрывал и говорил двусмысленности, однако она и не подозревала, что вызвала в нем такую страсть. Это открытие пьянило и околдовывало так же, как его поцелуи. Она слегка повернула голову, снова позволив ему отыскать свои губы, и уже не боялась разгоравшегося в ней желания, дав волю столь сладостным, хоть и запретным чувствам.
Он вобрал в рот ее губы, но не нежно и просительно, как в первый раз, а жадно, жаляще, властно, и целовал до тех пор, пока она полностью не растворилась в этом поцелуе. Какое восхитительное это было чувство и совсем новое – она не могла ни дышать, ни думать, а сердце колотилось так, что не оставалось сил.
Когда он оторвался от нее, она, ослабев, опустила голову ему на плечо – с Келлом она никогда не испытывала ничего подобного, никогда. Стюарт по-прежнему крепко прижимал ее к себе, гладя ей плечи и спину беспокойными руками, сильными и в то же время ласковыми.
– Что мне делать, Энн? – прошептал он, касаясь губами ее аккуратных темных завитков. – Мысль о том, что ты вернешься в Морганс-Уок, невыносима. Я знаю, как ты там одинока и несчастна. Однако могу ли я просить тебя уехать со мной, когда мне нечего предложить? – Из его груди вырвался стон отчаяния. – Когда я думаю о деньгах, что прошли через мои руки за игорными столами, я ругаю себя на чем свет стоит – почему я не предвидел день, когда встречу такое прелестное создание, как ты? Мне одному денег хватает, но, чтобы задаривать тебя красивыми платьями, драгоценностями и мехами, для которых ты создана, или путешествовать с тобой в достойные тебя прекрасные города, их ничтожно мало. Я бы все отдал за то, чтобы иметь состояние твоего мужа, все, кроме своего сердца, потому что оно уже принадлежит тебе. Энн, Энн…
109 
