Она вспомнила себя десятилетней девчонкой, решительно сжимающей в правой руке отвертку и пытающейся приладить хоть какой запор к двери своей комнаты…
Отвертка, соскользнув с головки винта, оставила отметину на деревянной поверхности. Келли с трудом дышала, воздух со свистом вырывался сквозь плотно сжатые зубы. Она вновь приладила отвертку и стала быстро вращать ручку, стремясь поглубже ввернуть в дерево винт.
Прислушиваясь, не подъезжает ли к дому автомобиль, она торопилась закончить работу. Ей необходимо установить засов До его возвращения. Закончив, она отступила на шаг, глядя на дело своих рук не то чтобы с удовлетворением, но с большим облегчением. Ее комната стала крепостью, местом, где можно укрыться – закрыть засов и остаться одной. Она удовлетворенно вздохнула, и лицо ее осветилось улыбкой. Теперь она в безопасности. Недостижима для его пьяных выходок…
Келли закрыла глаза, продолжая слышать яростные удары в дверь, скрежет дверной ручки, истошный рев, когда ему стало ясно, что дверь не поддается, и, наконец, грохот обрушившегося со всей силой на дверь тела…
Забившись в дальний угол кровати и подоткнув со всех сторон одеяло, она не сводила глаз с небольшого медного засова и молилась, чтобы он выдержал. Во рту у нее пересохло, горло перехватило, спазм не давал ей кричать и затруднял дыхание.
Он снова бросился всем телом не дверь. На этот раз дерево треснуло и уступило. И тогда она поняла, что не следовало этого делать, не нужно было ставить этот засов. Теперь он потерял голову от бешенства, и в этом была ее вина. Удар – и дверь отлетела, держась на одной нижней петле, еще мгновение, и, зашатавшись как пьяная, она рухнула на пол.
– Чертов засов! – Он шел прямо к кровати – громадная темная тень. – Это ты поставила этот чертов засов?
Эти слова, произнесенные заплетающимся языком, подтвердили то, что она уже знала: он опять пьян в стельку.
– Я не хотела. – Руки ее сами взлетели вверх, защищая голову от неизбежного удара. – Правда не хотела.
– Врушка чертова! – Ухватив одной рукой ее запястье, другой он, размахнувшись, с силой ударил ее по щеке, голова дернулась. Во рту появился медный привкус крови, в лицо ударил мерзкий запах перегара. Притянув к себе за плечи, он с силой встряхнул ее. – Никогда не смей мне лгать!
– Я больше не буду, – тонким от страха голоском пропищала она.
– То-то же, а нет – так в следующий раз отхлещу тебя ремнем. Слышишь?
Она кивнула, стараясь не делать и не говорить ничего, что могло бы расжечь его гнев. Слезы заволокли глаза.
Келли открыла глаза и медленно задвинула засов. Это все тот человек в парке, своим появлением он вызвал в ее памяти прошлое. А она так старалась все позабыть.
4
Храбрый воробей в поисках хлебных крошек упругими прыжками пересек черту, отделяющую залитую солнцем поверхность стола от другой, пребывающей в тени. Сэм Ратледж лениво следил за ним из покрашенного белой краской металлического кресла, где он сидел, скрестив ноги и небрежно закинув руку за спину; его густая шевелюра хранила след от пальцев, которыми он только что провел по волосам. Видавшая виды шляпа лежала рядом на стуле, обитом тканью в зеленую полоску. Напротив за столом сидела Кэтрин.
Ленч на открытой веранде по вторникам стал для них своеобразным ритуалом, если, конечно, позволяла погода, но в Калифорнии с этим обычно проблем нет. Хотя они жили в одном доме, но за столом встречались редко.
У Ратледжей вообще не было заведено есть вместе – даже когда были живы родители Сэма, а сам он был ребенком. Все работали с раннего утра – отец пропадал на виноградниках, Кэтрин – на винодельне, мать рисовала. Пока Сэм был малышом, его кормили в детской, позже он стал есть на кухне со слугами. Когда изредка семья все же собиралась за обеденным столом, Сэму казалось, что он в гостях.
Даже теперь у Сэма сохранились свои привычки, у Кэтрин – свои. Они редко совпадали, да внук с бабкой к этому и не стремились.
Земля, виноградники и винодельня были их общей заботой, кровь связывала их, а взаимное уважение было единственным чувством, которое они позволяли себе испытывать. Сэм давно уже понял, что нельзя давать то, чего никогда не получал.
Главным здесь всегда оставалось вино – люди и их чувства занимали второе место. Это был неписаный закон Ратледжей, его Сэм усвоил от отца и Кэтрин.
– Думаю, Эмиль сочтет условия вполне приемлемыми. – Эти слова Кэтрин вернули Сэма на землю. – У тебя нет замечаний?