Тимофей не отличался сентиментальностью, но у него сердце сжалось. Потому что на месте тех детей он вдруг, с ужасом, представил Мишу.
— Миш, иди сюда. — Прочистив горло, Тимофей похлопал по переднему пассажирскому сиденью.
Мальчик, все еще молча, отстегнул ремень и перелез вперед. Забрался с ногами и мрачно уставился на него.
— Миш, ты правда думаешь, что тут тебе будет лучше, чем с нами? — Тимофей пристально смотрел в лицо малыша.
Тот покачал головой. У Тимофея что-то внутри отпустило.
— Значит так, давай решим раз и навсегда, ты — наш сын. Наш, такой же родной, как и тот ребенок, который родится. И любить мы вас будем одинаково. Больше эту тему не поднимаем. Все. Закрыли. Ясно?
Миша какое-то мгновение пристально смотрел на него, совсем как взрослый. А потом, неожиданно, полез на колени и крепко обхватил Тимофей ручками за пояс.
— Ясно. — Тихо пробормотал малыш куда-то, в район его груди.
Вообще-то, Тимофей растерялся. Ну не привык он общаться с детьми так. Да и в последнее время — объятия и утешения всегда были по части Саши. Но надо же было привыкать, раз сын появился, да и еще кто-то вот-вот родится.
— Вот и хорошо. — Он и сам крепко обнял мальчугана в ответ. — И чтоб матери — ни слова, ни о детском доме, ни о нашем разговоре. Договорились?
— Угу. — Миша поднял лицо, и Тимофей с радостью заметил, что мальчуган расслабился.
— А вы меня, правда-правда, не разлюбите? — Малыш закусил губу. Совсем как Саша это иногда делала. И докажи, что не родной.
— Правда-правда, — усмехнулся Тимофей, — хоть ты, иногда, вреднее и колючей нашего Ежа.
Мишка скривил вредную рожицу, но не смог скрыть довольного блеска в глазах.
— Поехали домой? — Тимофей щелкнул его по носу.
— Поехали, …пап. — Согласился ребенок.
Ссадив Мишу с рук, Тимофей помог ему перебраться на заднее сиденье, подождал, пока тот пристегнется, и завел машину.
Пять лет спустя
— Тим! Тима! — Саша выглянула во двор, пытаясь отыскать мужа. — Тима?!
Дик, давно выросший в матерую овчарку, лениво приподнял голову с лап, посмотрел на хозяйку, и, видимо, решил, что в такую жару лучше продолжить спать.
— Что? — Тимофей с улыбкой показался из дверей сарая, который давно забрал под свои инструменты и модели.
— Ты детей не видел? Уже второй час их нет. — Она обеспокоенно обвела двор и улицу глазами.
— Саш, да не волнуйся. Нормально все с ними. — Руки мужа обняли ее за талию, а его подбородок удобно устроился на ее плече. — Лазят где-то, то ли в пиратов, то ли в партизанов играют. Проголодаются — сами прибегут.
— Тим, но с ними же Яря. Ей же всего четыре…
— Саша. — Тимофей улыбнулся и потащил ее в дом, где работал кондиционер. — Твоя Яря всем пацанам, даже старшим, в округе фору даст, тем более, когда ее брат прикрывает. Не боись, Мишка сестру в обиду не даст.
Она вздохнула. Тимофей говорил правду — дочка росла маленьким разбойником, во всем копируя старшего брата. Куклами в жизни не игралась, в какой-то момент они даже перестали те покупать, все равно Ярина требовала только машинки и мечи. А едва научилась ходить — всюду приставучим «хвостиком» следовала за Мишей.
Правда, тот не жаловался, чего Саша очень боялась одно время. Наоборот, Мишка в сестре души не чаял, и всегда брал с собой, в любую проказу и игру. За что она, в благодарность, видимо, умела вымолить прощение для обоих — не могли ей отказать ни родители, ни сам Мишка. Стоило Ярине посмотреть на родных огромными глазенками и пролепетать «Мы не специально. Не будем больше» — и любое сердце таяло. А девчушка этим беспощадно пользовалась.
— И все равно, я же просила их показываться. — Пожаловалась она, переступив через Тихона, развалившегося на пороге комнаты. — Не сложно же. Поговори с ними. — Она посмотрела на Тимофея.
— Поговорю, — с улыбкой пообещал муж и поцеловал ее, с явным намерением отвлечь. — Но они же дети. Ты себя вспомни в этом возрасте, разве посреди игры упомнишь, что там обещал? — Руки Тимофея пробрались под бретельки ее сарафана, принявшись поглаживать кожу, все ближе подбираясь к груди.
Саша прижмурилась от удовольствия. Но от темы не отступила.
— Я строго выполняла требования родителей. Даже играясь. — Ее голос прервался, когда пальцы любимого сжали грудь.
Тимофей наклонился ниже, уже целуя ее шею. А ногой толкнул дверь их спальни.