— Я приклеиваю свои газетные вырезки в альбом, — ответила она. — Думаю, моим внукам будет приятно увидеть, какой блестящей, необыкновенной была их бабушка в тридцатых годах.
— Стоит ли волноваться о внуках сейчас? — сказал Норман. — Я хотел бы, чтобы вы приехали сюда.
— Куда?
— Я в доме на Белгрейв Сквер, — сказал он. — Я ведь говорил вам, что собираюсь снова открыть этот дом, и хотел бы посоветоваться с вами относительно его обстановки.
Последовала долгая пауза.
— Я бы с радостью помогла вам, — сказала Карлотта, — но не сейчас. Я в гриме и не могу сейчас снять его. Лучше приезжайте и выпейте чаю со мной.
Норман собирался возразить, но вместо этого сказал:
— Еду.
Он хотел показать дом Карлотте и был разочарован, но в то же время испытывал облегчение. Он боялся увидеть ее на месте Эвелин, боялся, что в Белгрейв Сквер она покажется ему другой, не такой, какую он любил в ее собственном странном цыганском жилище. Проезжая по площади к Стрэнду, он поймал себя на том, что планирует, как делал и раньше, свое будущее. Он видел Карлотту в своем особняке, пытался мысленно представить их совместную жизнь, вообразить себя в счастливом браке, может быть, отцом семейства. Но картина была неполной. Он видел, что фабрика захватывает его, поглощая его время, ум, внимание. Ему виделось, что Карлотта, несмотря на то, что он мог бы предложить ей, будет считать Белгрейв Сквер таким же мрачным местом, каким он когда-то казался ему. «Такая женитьба невозможна», — резко сказал он себе, как уже говорил тысячу раз.
Стоя перед фантастически украшенной входной дверью Магды, Норман вздохнул. Интересно, действительно ли Карлотта хочет видеть его? Почему она должна? Он знал, что утратил то, что по-настоящему было важно в жизни: энтузиазм юности в поисках идеала.
Карлотта, как она и сказала Норману, работала над газетными вырезками. Она складывала их в ящик по мере того, как их приносили в течение многих месяцев, и собиралась приклеить в первый же дождливый день, но, когда этот день наступал, у нее находилось дело более важное и интересное. И вот теперь она их вынула и ужаснулась, увидев, как много надо сделать. Она аккуратно обрезала поля и тщательно вклеивала вырезки в большой зеленый альбом с ее именем.
Карлотте удалось в течение своей короткой сценической карьеры создать себе большую рекламу, чем признание в театральном мире. Она была удивительно фотогенична, и издатели журналов часто с удовольствием помещали ее фотографии на страницах своих изданий только из-за их художественных достоинств. И на многих из них она действительно получалась изумительно красивой. В Карлотте была не только красота. Какой бы необычной ни была поза, в девушке было что-то неуловимое, что никогда не делало ее изображение дешевым, простым. Карлотта перевернула страницы альбома и критически посмотрела на снимки. Она с гордостью призналась себе, что все это безошибочное свидетельство хорошего воспитания.
Карлотта, воспитанная Магдой в общительной манере театрального мира, на самом деле была снобом. Конечно, даже своим самым любимым друзьям она не показывала этого, но в глубине души она больше всего гордилась тем, что ее мать принадлежала к Романовым.
Ее история была достаточно романтичной, чтобы воспламенить воображение дочери. Молодой англичанин помог матери Карлотты бежать после большевистской революции. В течение многих дней они не могли перейти фронт и за это время полюбили друг друга. В конце концов им удалось пересечь Черное море и добраться до Константинополя на небольшом корабле для перевозки скота. Здесь им на некоторое время пришлось остановиться, и они жили в Константинополе как муж и жена, затерявшись в перепуганной, умирающей от голода толпе беженцев. Спустя некоторое время они достигли Парижа, и, найдя временное пристанище для женщины, которую он спас, отец Карлотты уехал в Англию. Он был ранен в начале войны и вернулся к профессии дипломата, от которой отказался, чтобы служить в армии. Пообещав матери Карлотты, что он пришлет за ней при первой возможности, он явился в дипломатический отдел и узнал новость. Ему приказали немедленно отправиться в Нью-Йорк с важной миссией. У него хватило времени лишь на то, чтобы написать несколько строчек и попрощаться.
С разбитым сердцем, уверив себя в том, что он бросил ее, мать Карлотты не ответила на письмо и вскоре уехала из Парижа в Англию. К этому времени она знала, что ждет ребенка, и чувствовала, что во Франции, которая воюет и близка к поражению, ей будет трудно. Писем, посланных ей из Америки, она не получила.