— Так ты бы меня бросил в тот же миг! И вообще, там я думала, что ты — бандит! И что ты меня убьешь. Я одна в жизни бы никуда не добралась.
— Да мы и сейчас рискуем, хотя… в принципе, раз все равно все уже оплачено, остался только этот Хесус… Возможно, нам просто повезет, и мы доберемся до Пуэрто-Рико без проблем.
— Я же все придумала, у меня на Багамах бунгало, там я отдохну и позвоню друзьям, а они разберутся с моими документами…
Большая и теплая ладонь Джонни, слегка пахнущая джином, закрыла мне рот. Склонившись ко мне, он тихо и мрачно произнес:
— Джессика, постарайся понять то, что я сейчас тебе скажу. Правосудие — вещь хорошая, но долгая. Как только власти узнают, что произошло, они тебя немедленно задержат до выяснения обстоятельств. Я не сомневаюсь, что тебя подставили, но это еще придется доказывать.
— Ой! Опять в тюрьму?
— Боюсь, что да.
— А что же делать? Ну придумай, Джонни!
— Минуточку! Тут нельзя ничего придумать, понимаешь? Твои документы в полиции Марокко, на тебя заведено дело — это же нельзя просто взять и забыть, как страшный сон? И я вовсе не собираюсь придумывать, как отмазать тебя от тюрьмы, просто лучше уж сидеть в ней дома, чем в Марокко.
— О да! Значит… меня арестуют?
— Думаю, да.
— Ты все испортил!
— Здрасте! Я-то при чем?
— Да потому что у меня было пр-рекрасное настроение, а теперь — отвратительное. Налей мне еще!
— Смотри, джин коварен.
— Наплевать. Я не ела трое суток, так что наверняка умру от третьего стакана. Ну и ладно. Разрешаю скинуть мое хладное тело за борт и забрать денежки себе.
— Вот что… держи стакан… пока мы плывем, давай расслабимся. По крайней мере месяц без малого у нас есть…
— Что?! Какой еще месяц?!
— Ну три недели. Через три недели мы будем в Рио.
— О нет!
— О да. Это, к твоему сведению, довольно далеко. Вся Атлантика. И мы пройдем вдоль всего побережья Африки…
— Правда? Вот здорово, я же мечтала посмотреть Африку…
Я радовалась как дитя, а Джонни смотрел на меня с непередаваемым выражением лица. Так смотрят на престарелых родственников, впавших в маразм. Джин бушевал в моем организме, но я решила быть твердой. Надо налаживать контакт, а то Джонни обидится и бросит меня на произвол судьбы.
— А можно, я парик сниму?
— Нет. Старпом удивится.
— А линзы? У меня слезы текут и глаза чешутся.
— Нельзя, сказал! У тебя в документах описание личности, еще не хватало спалиться на ерунде.
— Да, тебе хорошо говорить, у тебя нормальные документы…
Джонни невесело усмехнулся.
— Да, они у меня есть, только вот лучше мне ими не пользоваться. Боюсь, сидеть нам с тобой в соседних камерах…
— Ой, не надо! Джонни, ты тогда не езди со мной в Штаты. Оставайся в Ве-не-су-не-ле… ох, какое сложное название! Я не хочу, чтобы тебя сажали в тюрьму.
— Я тоже. Там видно будет. Если из Карупано ходят катера, тогда брошу тебя там. А вот если только самолеты…
Я представила себе одинокую пристань в неведомом Карупано, себя на белом катере, уходящем прочь от берега; Джонни, машущего мне платком и все уменьшающегося, уменьшающегося… Слезы навернулись на глаза, чертовы линзы отчаянно мешались, и я громко всхлипнула, ощущая себя самой несчастной женщиной во вселенной. Джонни Огилви внимательно посмотрел на меня — и рассмеялся.
— Готово. Третий стакан был лишним. Ты напилась, Джессика Паркер.
— Не зови меня так, понял?
— Хорошо, только не буянь. Как тебя называть?
— Элис! Съел? По документам я Элисон, вот и зови меня Элисон. Буду Элис. Просто Элис. А кто такая Элис…
— Все, хватит бурчать. Давай провожу тебя в каюту, приведи себя в порядок, и пойдем поедим. А то так ты у меня сама за борт вывалишься.
Я хихикнула и игриво потянула за простыню, прикрывавшую чресла Джонни.
— Как же ты меня проводишь, ты же ГОЛЫЙ!
— Уймись, Джесс.
— Не уймусь. А вот что ты будешь делать, если я ее сдерну…
Джонни неожиданно вскочил, отшвырнул простыню и в одно мгновение прижал меня к себе так крепко, что у меня дыхание перехватило. Я болтала ногами в воздухе, таращила глаза и беззвучно открывала рот, а Джонни свирепо заглядывал мне в глаза и шипел, как сварливая гремучая змея:
— Я тебя сейчас отпущу только потому, что ты пьяная и голодная. Но если еще раз вздумаешь заигрывать со мной… тогда потом не жалуйся!