Особенно,... 
131 
Удовлетворенный, он повесил вещи Сары на вешалках в шкаф и оставил дочь, чтобы она могла переодеться.
Спустя пятнадцать минут, радостный и довольный оттого, что рядом с ним сидит его совершенно обворожительная любимая дочь, он вел свой «эксплорер» по направлению к ресторану Берни «Беарн». Проезжая мимо больницы города Таккера и лечебного корпуса рядом с ней, он был готов поклясться, что увидел автомобиль Пейдж, который сворачивал в ту сторону.
Если бы он был один, то обязательно бы остановился и поделился своей радостью. Все-таки он часто думал о ней, особенно в тиши ночи, когда просыпался в своей одинокой постели, которая казалась для одного чересчур большой и холодной. И, пожалуй, слишком стерильной. Невероятная вещь, если учесть, что он и раньше спал в кровати, подобной этой, но никогда ничего подобного не ощущал. Пейдж его возбуждала; это возбуждение зарождалось в позвоночнике и распространялось по всему телу. Пейдж можно было назвать его неспетой песней.
Несколько секунд он даже подумывал, чтобы остановиться, несмотря на то, что рядом сидела Сара, но потом решил этого не делать. Эти часы он решил отвести только общению с Сарой. Очень важно, подумал он, чтобы им никто не мешал. Даже самые близкие и дорогие люди.
Пейдж припарковала машину у лечебного корпуса и поспешила войти в здание. Когда она вошла в офис, то увидела Джинни, которая стояла около телефона, прижимая к себе коричневый бумажный пакет.
Несколько обеспокоенно она заметила Пейдж:
– Во время перерыва на ланч я купила бутылку молока и забыла ее здесь. Когда же зашла, чтобы забрать ее, я увидела, что он здесь.
Пейдж успокаивающе прикоснулась к плечу Джинни.
– Очень рада, что ты вспомнила о молоке. Спасибо, Джинни. Я пойду к нему.
Питер сидел в своем офисе за столом, но «сидел» – слишком мягко сказано. Он едва держался на стуле, и казалось, что от малейшего толчка он может рухнуть на пол.
– Привет, – улыбнулась ему Пейдж, подходя к столу. – Что это ты здесь делаешь?
Питер поднял голову и посмотрел мутными глазами на Пейдж. От неловкого движения одна бутылка виски, почти уже пустая, свалилась на пол и закатилась под стол. Вторая же, еще не начатая, устояла.
– Привожу себя в порядок, – пробормотал он и попытался поднять упавшую со стола бутылку, но промахнулся и чуть не свалился сам. Пейдж вытащила бутылку и водрузила ее на стол. Питер заплетающимся языком начал ругать себя и весь мир, потому что такая отличная выпивка пролилась зря. Пейдж достала швабру и быстро подтерла то, что вылилось.
– Обычно в это время ты уже сидишь в Таверне. Ты ел хоть что-нибудь?
– Не хочу есть. У меня нет такой необходимости.
– То есть как это нет необходимости? Тебе нужно сохранять силы. У тебя есть пациенты, которые от тебя зависят. «Надеюсь, никто из них не позвонит тебе сегодня вечером», – подумала она про себя. В любом случае, даже если будет срочный вызов, она сможет сходить сама. Плохо другое: если Питер решится-таки двинуться к родным пенатам, весь город уже на следующее утро будет знать, что один из самых почтенных горожан надрался, как свинья.
Пейдж не замечала за Питером этого греха раньше и задумалась, что же стоит за этим.
Питер попытался сложить руки на столе таким образом, словно пытался спрятать что-то лежавшее на его поверхности.
– Что там у тебя лежит такое необыкновенное? – поинтересовалась Пейдж.
– Ничего, – произнес Питер, тщательно артикулируя каждое слово.
На самом деле перед ним на столе была фотография. Она увидела только самый кончик снимка и не могла разобрать, что на нем изображено. На Пейдж снова нахлынуло чувство обреченности.
– Господи, Питер. Ты же сказал мне, что все эти снимки ты уничтожил!
– Пытался, – сказал он, с трудом ворочая языком. – Бросил, знаешь ли, в корзину. Но потом вытащил. Это все, что у меня от нее осталось.
– Но это же нехорошо, – взмолилась Пейдж. – И ты сам об этом знаешь. Эти картинки неприличные, независимо от того, исполнилось ей восемнадцать или нет.
Питер залился пьяным хохотом.
– Ха, уж конечно, ей не было восемнадцати. Может, ей и хотелось, чтобы все так считали, но у нее были такие т-о-о-оненькие линии на руках, морщинки, знаешь ли. – Тут он жестом показал, где еще располагались морщинки. – И еще на шее. А на бедрах проглядывали венки, такие голубенькие венки. И они весьма не нравились ей. Позвольте вам доложить, так сказать, всю правду.
131 
