Последние отзывы

  34  

– Что это значит?

– Это значит, что ты отличаешься от своей мамочки. Она, например, никогда не позволяла мне обнимать ее так, как я обнимаю тебя. В ней уже тогда бурлила энергия. Она постоянно носилась всюду, совала свой нос, куда не надо, то есть любопытство из нее так и лезло. Я не хочу сказать, что ты у нас совсем не любознательная, просто у тебя все это в норме. Ты будешь более счастливой, чем твоя мать, Пейдж. Ты спокойнее и уравновешеннее своей матери и в жизни сделаешь много хорошего.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю. Ты совершишь много достойных поступков. Я тебе обещаю.

В течение долгого времени Пейдж ждала, когда осуществится обещание Нонни. Она хорошо училась в школе, у нее было много друзей, и она становилась все ближе и ближе с Нонни с каждым прожитым вместе годом. Тем не менее Пейдж продолжала винить себя за постоянное отсутствие родителей. Чего она только не придумывала, чтобы задержать их подольше, когда они приезжали – она старалась одеваться по-особенному, по-особенному говорить и вести себя, – но ничто не могло надолго удержать их в родных стенах. Обычно она наблюдала за их отъездом из окна гостиной.

Естественно, окружающие задавали ей вопросы об образе жизни, которую вели Хлоя и Пол. Некоторое время ей удавалось отделываться общими фразами, которые в детстве она слышала от Нонни. «Склонность к бродяжничеству» – стало частью ее словаря задолго до того, как ее друзья стали понимать истинное значение этих слов.

«Где мои родители? О, они на Аляске. У них склонность к бродяжничеству», – говорила она с вызовом, пытаясь бравадой скрыть душевную боль.

Затем она поступила в школу высшей ступени – весьма привилегированное учебное заведение, и круг ее друзей изменился. Пейдж стала взрослой и достаточно разумной, чтобы понять, что такое путешественник-космополит. Кроме того, она стала еще и достаточно светской, чтобы завести друзей, у которых родители ничем не отличались от Хлои и Поля, и более агрессивной. Когда ее спрашивали о родителях, она обыкновенно отвечала, что они умерли до тех пор, пока они и в самом деле не погибли в авиационной катастрофе. После этого она перестала рассказывать придуманную историю их смерти.

Иногда родители оставались дома на более длительный срок. Они или останавливались у Нонни, или проводили время в имении родственников Пола. Каждый раз Пейдж чувствовала себя наверху блаженства, сознавая, что Хлоя и Пол наконец-то где-то рядом. Только однажды летом, когда ей исполнилось семнадцать, Пейдж окончательно уяснила для себя, что все ее ожидания иметь, наконец, нормальных родителей не имеют под собой основы. Нонни была права. Ее родители были просто не в состоянии вести оседлый образ жизни. Чем больше они проводили времени на одном и том же месте, тем раздражительнее, беспокойнее и нетерпеливее они становились.

В конце того лета, когда ее родители снова собрались уезжать, Пейдж не стояла у окна гостиной, чтобы наблюдать их отъезд. Она поцеловала их на прощание и затем отвернулась, чтобы проводить Нонни в дом, как ни странно, чувствуя облегчение, что Хлоя и Пол наконец уезжают и она может вернуться к привычной жизни.

Урок, который она извлекла из разговора с Нонни в день своего шестилетия, в конце концов был усвоен. Конечно, потребность Пейдж в родительской любви и ласке оставалась прежней, и, хотя она знала, что и впредь все семейные праздники будут причинять ей боль, иллюзий у нее больше не осталось. Хлоя и Пол не могут иначе любить. Им не дано. Зато у нее есть Нонни.

«Я всегда буду рядом с тобой», – обещала ей Нонни, укрывая Пейдж одеялом, когда она укладывалась спать в день своего шестилетия. Позже Пейдж поняла, что Нонни ее не обманула. Она сама покинула ее, когда стала учиться в колледже, когда поступила в медицинский институт. К тому времени, когда Пейдж проходила практику в Чикаго, Нонни переехала жить в свой старый дом в Вермонте. Несмотря на это, они постоянно поддерживали связь и делились своими переживаниями и житейским опытом, становились все ближе друг к другу. Хотя Пейдж продолжала любить родителей, свою душу она раскрывала только Нонни.

Вот почему Пейдж поднялась в воскресенье чуть свет, искупала и накормила Сами, затем упаковала большой чемодан, прикрепила детское сиденье к автомобильному креслу и отправилась к Нонни.

Оторвав наконец глаза от семейной фотографии в белой плетеной рамке, она неожиданно вздохнула полной грудью. Она впервые могла так дышать с тех пор, как умерла Мара. Нонни действовала на нее успокаивающе, само ее присутствие уже оказывало на Пейдж благотворное влияние, хотя Нонни не успела сказать и слова. Да и сам ее дом выглядел приветливо и весело, как его хозяйка. Это был крошечный домик с садом, выкрашенный в красный и белый цвета. Нонни приобрела его, продав прежний большой, выстроенный в викторианском стиле особняк.

  34