220 
«Это был ад, тьма кромешная», — вспоминал впоследствии Достоевский. Ему пришлось прожить четыре года бок о бок с мрачнейшими знаменитостями уголовного мира. Он вынес отсюда множество типов и характеров, которые потом обрели вторую жизнь в его великих романах.
Не владея никакими специальностями, Достоевский был зачислен в разряд чернорабочих: он вертел в мастерской точильное колесо, обжигал на заводе кирпичи, разбирал на Иртыше старые казенные барки. За этими трудами у него было много времени подумать о своей прошлой жизни. Именно на каторге начали постепенно меняться его убеждения. Позже он писал: «Одинокий душевно, я пересматривал всю прошлую жизнь мою, перебирал все до последних мелочей, вдумывался в мое прошедшее, судил себя один неумолимо и строго и даже в иной час благословлял судьбу за то, что послала мне это уединение, без которого не состоялись бы ни этот суд над собой, ни этот строгий пересмотр прежней жизни». Особенно тяжело подействовала на него ненависть арестантской среды к приговоренным дворянам. Ненависть народа Достоевский объяснял религиозно. Даже самые страшные разбойники веровали в Христа, и этой верой они были «умнее» неверующих. Размышляя над тем, как преодолеть отчуждение народа, Достоевский постепенно отрекся от своих социалистических воззрений, которые стали казаться ему космополитическими и не русскими, и возвратился к своим старым, уже полузабытым, «московским» убеждениям — патриархальному православию и почвенническому консерватизму. Обратный путь к вере он описал позже Фонвизиной: «Я скажу вам про себя, что я дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных…» Достоевский, оставивший в начале 1854 г.
Омский острог, совсем не походил на того Достоевского, который был привезен сюда четыре года назад.
До полной свободы ему было еще очень далеко. Согласно приговору, Достоевского зачислили рядовым в Сибирский 7-й линейный батальон, стоявший в дальнем степном губернаторстве. Семипалатинск, в котором назначено было ему провести годы своей ссылки, представлял собою глухой городок, затерянный в киргизских степях неподалеку от китайской границы. Достоевского опять поселили в казарме. Он должен был со всей строгостью выполнять фронтовые занятия, но от других обязанностей был освобожден. Вскоре ему разрешили жить на отдельной квартире. Получив наконец возможность читать и писать, Достоевский начал работу над своими каторжными мемуарами и набросился на книги. Он умоляет брата присылать ему побольше книг: европейских историков, экономистов, святых отцов, древних авторов, Коран, Канта, Гегеля, физику, физиологию, даже немецкий словарь. Он читает журналы и сразу отмечает первые повести Толстого. Положение его заметно улучшается.
Местное общество открыло перед Достоевским свои двери. Его начинают принимать даже в доме военного губернатора. У него появилось много друзей.
Между прочим он познакомился со скромным таможенным чиновником Александром Исаевым (отчасти он послужил потом прототипом для его Мармеладова). Это был честный, благородный, но бесконечно опустившийся, спившийся человек. Его жена, Мария Дмитриевна, хорошенькая, образованная, умная и грациозная женщина, вскоре стала большим другом Достоевского. По свидетельству тех, кто близко знал Достоевского в это время, ее сочувствие к нему он неверно истолковал как увлечение и вскоре сам горячо влюбился в нее. Страсть его была мучительной и болезненной, так как постоянно отягчалась ревностью. Когда Исаевы переехали в Кузнецк, возникла оживленная переписка. В августе 1855 г. Исаев умер. Но к этому времени оказалось, что Мария Дмитриевна увлечена уездным учителем Вергуновым. Борясь за свою любовь, Достоевский преодолел множество затруднений и пережил тяжелую душевную драму, следы которой видны потом во многих его романах. В октябре 1856 г. стараниями друзей (которые обратились лично к Александру II) Достоевский был произведен в прапорщики. Это означало для него значительное расширение свободы. Он отправился в Кузнецк и сделал Исаевой официальное предложение. В феврале 1857 г. они обвенчались в кузнецкой церкви и переехали в Семипалатинск. Брак их, однако, был очень несчастным. На обратном пути из Кузнецка молодая жена с ужасом и отвращением увидела своего мужа воющим и бьющимся в припадке падучей (нервные припадки преследовали Достоевского с юности, но в настоящую эпилепсию они перешли в годы ссылки). Это происшествие произвело на нее ужасное впечатление и навсегда разрушило близость между супругами. Брак продолжался семь лет, однако с этого дня и до самой смерти Марии Дмитриевны в огромной переписке Достоевского нет ни единого слова о ней. После ее смерти (в апреле 1864 г.) Достоевский писал Врангелю: «О, друг мой, она любила меня беспредельно. Я любил ее тоже без меры, но мы не жили с ней счастливо. Мы были с ней положительно несчастны вместе».
220 
