Его дебютом на новом месте стала инсценировка «Мертвых душ» Гоголя, которые затем шли с большим успехом в МХАТе в течение многих лет. Вскоре последовало разрешение возобновить «Дни Турбиных». Сталин очень любил эту пьесу. В феврале 1932 г. в разговоре с руководителями МХАТа он заметил:
«Вот у вас хорошая пьеса «Дни Турбиных» — почему она не идет?» Ему смущенно ответили, что она запрещена. «Вздор, — возразил Сталин, — хорошая пьеса, ее нужно ставить, ставьте». И через десять дней спектакль был восстановлен. (Расположение Сталина к этой пьесе, вероятно, спасло Булгакова от расстрела в 1937 г., когда в застенках НКВД погибло множество несравненно более лояльных к коммунистическому режиму литераторов.) Но в отношении других булгаковских пьес позиция советских властей оставалась неизменной.
В 1931 г. театр Вахтангова отказался ставить булгаковскую пьесу «Адам и Ева».
Та же судьба постигла в 1935 г. замечательную комедию Булгакова «Иван Васильевич», написанную для театра Сатиры. Поставленный с большим трудом в 1936 г. МХАТом «Мольер» был сыгран всего семь раз и снят с репертуара после разгромной статьи в «Правде». В октябре того же года Булгаков ушел из МХАТа (который он называл «кладбищем моих пьес») и поступил либреттистом-консультантом в Большой театр с обязательством сочинять по одному либретто ежегодно. В письме к Вересаеву он писал: «Из Художественного театра я ушел. Мне тяжело работать там, где погубили «Мольера»… Тесно мне стало в проезде Художественного театра, довольно фокусничали со мной.
Теперь я буду заниматься сочинением оперных либретто. Что ж, либретто так либретто!» Но и в амплуа либреттиста Булгакова преследовали неудачи. В 1936–1937 гг. он работал над либретто к опере «Минин и Пожарский», но она так и не была поставлена. Либретто «Петр Великий», начатое в 1937 г., не было даже доведено до конца, так как стало ясно, что в задуманном виде его не примут. В 1939 г. Булгаков написал по мотивам новеллы Мопассана «Мадемуазель Фифи» либретто «Рашель» — очень талантливую и изящную вещь которая также не была поставлена.
Вынужденный писать в стол, Булгаков все силы души отдал роману «Мастер и Маргарита», напечатать который он, увы, тоже не имел никакой надежды. Напряженная работа над романом возобновилась в середине 30-х гг. (Перемены в личной судьбе также способствовали этому: в октябре 1932 г. Булгаков развелся со своей второй женой и женился на Елене Сергеевне Шиловской. В ней он обрел свою последнюю возлюбленную и с нее списал главные черты своей Маргариты.) «Мастер и Маргарита» — самое гениальное и самое неоднозначное из всех произведений Булгакова, в котором, как ни в каком другом советском романе, раскрыт противоречивый и трагический дух тоталитарной эпохи. Булгаков писал его в разгул репрессий, когда один за другим были повержены, исключены из партии, лишились своих постов или были расстреляны многие его прежние враги: литературные чиновники, записные партийные критики и руководители культуры — все те, кто хулил и травил его долгие годы. Он следил за этой дьявольской вакханалией с почти мистическим чувством, которое и нашло отражение в романе. Главным героем его, как известно, является сатана, действующий под именем Воланд. Появившись в Москве, Воланд обрушивает всю свою дьявольскую силу на власть имущих, творящих беззаконие. Он расправляется и с гонителями великого писателя — Мастера, жизнь которого имеет множество параллелей с жизнью самого Булгакова (хотя полностью отождествлять их было бы слишком прямолинейно).
Нетрудно, таким образом, понять, кто стоял за образом Воланда.
Философско-религиозная концепция романа очень сложна и еще не разгадана до конца. Сам Булгаков был человеком далеким от ортодоксального православия. Бог, видимо, представлялся ему чем-то вроде всеобщего закона или неизбежного хода событий. По свидетельству жены, он верил в Судьбу, Рок, но христианином не был. При создании образа Христа (в романе он выступает под именем Иешуа Га-Ноцри) Булгаков сознательно руководствовался апокрифическими источниками, а евангелия отбрасывал как ложные. («Уж кто-кто, — говорит Воланд Берлиозу, — а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда…» О том же говорит сам Иешуа.) В романе Мастера о Понтии Пилате есть суд, казнь и погребение Иешуа, но нет его воскресения. Нет Богородицы; сам Иешуа не потомок знатного еврейского рода, как в евангелии, — он бедный сириец, который не знает своего родства и не помнит своих родителей.