87 
— А мне казалось, что ты первым делом поедешь в Вермонт.
Дерек поднес к губам чашку с кофе и сделал глоток.
— Ты звонил ей? — спросил он у своего адвоката и друга.
— Сразу же после того, как ты позвонил мне.
— И что она сказала?
— Поначалу молчала, — ответил Дэвид. — Я не сразу понял, что она плачет. Ты поедешь к ней.
— Не поеду.
— Почему?
Дерек сам уже тысячу раз задавал себе этот вопрос.
— Мне нужно хотя бы немного отвыкнуть от всего этого, — тут он кивком головы указал на видневшуюся в окне гавань и крохотный остров на горизонте. — Прийти в себя, отоспаться, короче, снова почувствовать себя человеком. — Он глубоко вздохнул. — Последние несколько недель дались мне непросто.
— Думаю, тебе дались непросто все эти два года.
Спорить с этим утверждением не приходилось, поэтому Дерек решил сменить тему:
— Как поживает мой лучший друг Ноэл Грир?
— Готовится к предвыборной кампании. Думаю, первого января он публично объявит о своем участии в выборах.
— Как думаешь, он будет за мной наблюдать?
— Можешь в этом не сомневаться. Но, как мне кажется, глупостей он больше делать не будет. Смерть в тюрьме, где полно отчаянных сорвиголов, можно списать на несчастный случай. Но теперь ты на свободе, и придать убийству вид несчастного случая ему не удастся. Кроме того, он в курсе, что тебя перевели из Парксвилла, и знает, почему я на этом переводе настаивал.
На взгляд Дерека, логика приятеля была небезупречна, но он ничего не стал по этому поводу говорить, а принялся развивать свою мысль дальше.
— Если Ноэл примет участие в выборах, в моем распоряжении останется год, чтобы подтвердить его преступную связь с Ллойдом Баллантайном.
Когда Дерек заводил разговор о Ллойде Баллантайне, Дэвид всякий раз скептически хмыкал. Конечно, у него не было сомнений в том, что дело Дерека было сфабриковано — и не без участия Грира. При всем том, он не верил, что Грир может быть связан с судьей Баллантайном, и ему было больно смотреть, как Дерек тратит время и силы на совершенно бесперспективное расследование.
— Я бы на твоем месте не торопился впрягаться в это, — сказал он. — Прежде тебе надо основательно отдохнуть. Спи, читай газеты, ходи по магазинам и в рестораны. Подумай о том, чем станешь заниматься в дальнейшем. И еще: прежде чем приступать к поискам досье Ллойда Баллантайна, приведи в порядок мысли и ответь на вопрос: так ли уж тебе это нужно.
Дерек часто потом вспоминал слова Дэвида о необходимости расслабиться и немного развлечься, поскольку воплотить в полной мере советы приятеля в жизнь ему так и не удалось. И дело было вовсе не в том, что ему этого не хотелось, просто у него это плохо получалось. Но из этого вовсе не следовало, что он не радовался вновь обретенной свободе. Он ходил, куда хотел, делал, что хотел и когда хотел. Проблема заключалась в том, что он никак не мог забыть о тюрьме.
Агент Дерека Крейг Джейкобс, с которым он встретился за ленчем на следующий день после того, как вернулся Нью-Йорк, пребывал в растерянности и, судя по всему, не имел представления, что со своим клиентом делать. По этой причине первые пять минут Крейг говорил исключительно о том, как он рад его видеть и как чудесно он выглядит. Дерек знал, что выглядит далеко не лучшим образом, и прозвучавшая в словах агента ложь с самого начала настроила его на скептическое восприятие действительности.
Тем не менее Дерек вел себя очень вежливо, благодарил Крейга за любезные слова и битый час слушал светские сплетни, которые агент, не сделав никакой скидки на то, что Дерек вернулся из тюрьмы, а не из Парижа, с воодушевлением ему рассказывал. Единственное стоящее соображение, имевшее непосредственное отношение к Дереку, агент сформулировал так: «Жизнь в Нью-Йорке, Макгилл, сейчас уже не та, что два года назад».
Дерек готов был в это поверить. После двухлетнего пребывания за решеткой Нью-Йорк показался ему слишком шумным, суетливым, многолюдным. За два года заключения он от всего этого основательно отвык. Дерек понял, что для адаптации ему понадобится определенное время. Во многих отношениях он продолжал оставаться заключенным.
И убийцей. Этот факт стал давить на него по-настоящему только после того, как он вышел на свободу. Ему не раз уже приходило в голову, что странное замешательство, которое при встрече с ним испытывали знакомые, было вызвано не смущением, как он поначалу думал, а самым настоящим страхом. Для этих людей он был убийцей — отчаянным человеком, отбывавшим срок в компании с такими же отчаянными лкйьми. А это означало, что он мог быть опасен и от него лучше держаться подальше.
87 
