Но затем я вспомнила, что мы никуда в таком платье не попадаем, так как Майкл объявил выпускному бойкот. Так что еще неизвестно, как все сложится. Я грустно стащила с себя платье и положила его на место, на бабушкину кровать. Может быть, пригодится для какого-нибудь приема в Дженовии этим летом. Для приема, где не будет Майкла. Как это все на меня похоже…
Я вышла из спальни как раз в тот момент, когда Лилли показывали крупным планом. Она обращалась к репортерам, набившимся в комнату.
– Я просто хочу сказать, что ничего этого не случилось бы, если бы вдовствующая принцесса Дженовии публично признала свою вину, согласилась, что не способна следить за своей собакой и к тому же принесла эту собаку в учреждение общественного питания.
У бабушки отвисла челюсть. Папа буквально окаменел, глядя в телевизор.
– В качестве доказательства этого заявления, – продолжала Лилли и помахала сегодняшним номером «Атома», – я предлагаю заслушать статью, написанную собственной внучкой вдовствующей принцессы.
И в полнейшем ужасе я прослушала, как Лилли монотонным голосом слово в слово прочитала мою статью. И, хочу сказать, мои собственные слова показались мне такими глупыми… гораздо более глупыми, чем они звучали бы в моем собственном исполнении.
Тэ-эээ-эээ-экс. Папа с бабушкой смотрят на меня. Они не рады. Они как будто сейчас…
7 мая, среда, 22.00, моя комната
Честно, я не понимаю, чего они так расстроились. Это обязанность любого журналиста – делать правдивые репортажи, и именно это я и сделала. Если не выносишь жара, нечего соваться на кухню. Ведь действительно бабушка ПРИНЕСЛА собаку в ресторан, а Джангбу СПОТКНУЛСЯ только потому, что Роммель бросился ему под ноги. Они не могут это отрицать. Они могут хотеть, чтобы этого вообще не случалось, и еще они могут хотеть, чтобы Лесли Хо не просила меня писать эту статью.
Но они не могут ругать меня за то, что я использовала право журналиста. К тому же посягать на мою журналистскую неприкосновенность.
Теперь я, пожалуй, знаю, что чувствовали великие репортеры до меня. Эрни Пайл за свои мощные репортажи во время Второй мировой войны. Этель Пайн, первая цветная женщина-журналист, во время движения за гражданские права. Маргарет Хиггинс, первая женщина, которая получила Пулитцеровскую премию за международную журналистскую деятельность. Луиза Лэйн, за свои неутомимые усилия для «Дейли пленет». Вудворд и Бернштейн за все то, что они сделали в Уотергейте, что бы они там ни сделали, сейчас не помню.
Я теперь точно знаю, каково им всем пришлось. Давление. Угрозы расправы. Телефонные звонки матерям.
Это, конечно, самое болезненное из всех последствий. Как только у них хватило духу побеспокоить мою бедную обезвоженную мамочку, которая сейчас трудится над тем, чтобы принести в этот мир НОВУЮ ЖИЗНЬ. Бог знает, что ее почки сейчас вытворяют. Они, по-моему, просто носятся по ее организму и осушают его. А эти люди смеют доставать ее своими глупостями?
Плюс к тому, моя мама, конечно, на моей стороне. Я не знаю, о чем думал папа. Он что, думал, что мама встанет на БАБУШКИНУ сторону?
Конечно, мама сказала мне, что ради мира в семье я должна, по крайней мере, извиниться.
Правда, я не понимаю почему. Вся эта история мне не принесла ничего, кроме головной и сердечной боли. Это не только послужило причиной расставания одной из самых долговечных пар СШАЭ, но и привело, по-видимому, к окончательному разрыву с моей лучшей подругой. Я потеряла СВОЮ ЛУЧШУЮ ПОДРУГУ в результате этой истории!
Я сообщила папе и бабушке о своих правах журналиста, после чего бабушка незамедлительно царственно указала мне на дверь, а Ларса попросила удалить меня с ее глаз. К счастью, я заранее успела запихать выпускное платье в рюкзак. Оно всего чуть-чуть помялось. Подержу над паром от горячей воды в душе – и будет как новенькое.
Вообще-то, они могли бы проделать все это в гораздо более приличной манере. Они МОГЛИ созвать собственную пресс-конференцию, сознаться в том, что собака была, и забыть все, как страшный сон.
Но нет. А теперь уже поздно. Даже если бабушка признается, я сильно сомневаюсь, что профсоюзы отелей и ресторанов вернутся сейчас на исходные позиции.
Ну, ладно, надо было раньше прислушиваться к голосам молодежи. Не прислушались вовремя – теперь страдайте.
Ах, как плохо…
8 мая, четверг, домашняя комната