– Ну и чего ты, интересно, ждешь, Бенни-бой? Дверь открыта, если ты не понял, забирай детей и входи.
– Я просто не был уверен, что…
– Ой, заткнись и входи. И перестань рыскать глазами и краснеть! Это Рози, и она не голая, а в утреннем неглиже! И Морин тоже. У тебя прямо непристойное выражение лица, как у маньяка…
Рози уставилась на профессора:
– Док, а чего это ты приперся, прости мой французский, ни свет ни заря? Ты что, не знаешь самую страшную на свете примету? Вот жених увидит невесту до свадьбы, и будет ему…
Бен Кранц даже побледнел от волнения. Похоже, он всерьез воспринял дурачества Рози.
– Нет, я слышал, но я думал, это не считается? То есть считается, когда невеста уже в подвенечном платье, а так…
– Успокойся, Бен. Это просто глупое старое суеверие. Я шучу.
Лицо Бена немедленно просветлело, а Рози распорядилась:
– Ладно, раз уж ты здесь, помогай этому юному цветоносцу распихать розы по вазам и банкам, а потом расставь стулья в гостиной.
Бен покладисто кивнул, но судьбу искушать не стал и глаз на Мэгги на всякий случай так и не поднял. Джозеф вызвался пойти с отцом, а вот Ханна увязалась за Мэгги и Морин, с обожанием глядя на них снизу вверх.
– Можно, я пойду с тобой… и с тобой… и буду смотреть, как вы наряжаетесь?
– Надо спросить папу, дорогая. Бен! Можно Ханна пойдет с нами наверх?
Из гостиной донесся голос Кранца:
– Она будет путаться под ногами.
– Она не будет, она нам поможет.
– Хорошо, но если все же будет, отправьте ее вниз.
Мэгги поднялась наверх первой и теперь ждала их у дверей своей спальни, держа в руках большую коробку.
– Если помнишь, я с семнадцати лет должна тебе куртку, сестрица! Ведь в большой город я сбежала в твоей.
Морин, смеясь, развернула модную обновку и прижала ее к груди.
– Мэг, я собираюсь вернуться к своей самой обычной жизни, но разве у меня это получится в такой шикарной куртке?
Мэгги ответила неожиданно серьезно.
– Ты можешь попытаться прожить обыкновенную жизнь, но обыкновенной женщиной не станешь никогда, Морин.
Между тем подоспевшая Рози достала из кармана две маленькие бархатные коробочки.
– Я знаю, кто-то наверняка скажет, что опалы приносят несчастье, но это ведь ваш талисман, не так ли?
Морин раскрыла коробочку, и на синем бархате переливчато заиграли синие, зеленые, золотые огоньки. Серьги и подвеска. Морин подняла голову и улыбнулась, Мэгги тоже.
– Это действительно наши камни. И мы будем носить их, не снимая. Спасибо.
– Так, теперь последнее. Дорогая Мэгги. Поскольку платье у тебя новое, серьги новые, куртка у твоей сестры новая, то, согласно ирландским приметам, которые никогда не врут, нам теперь потребуется нечто старинное. Невесты обязательно должны получить что-то подобное в подарок…
Ханна застенчиво приблизилась и протянула Морин и Мэгги маленький розовый сверток, перетянутый золотой лентой.
– Это от меня. Соль для ванны. Она старинная, это точно. Тетя Сью подарила мне ее три года назад, а папа отобрал и не велел трогать, потому что это для взрослых. Я дарю ее вам. Понюхайте, как пахнет!
Морин растроганно приняла сверток и поцеловала довольную девочку в щечку, а Мэгги мужественно поднесла подарок к носу и с наслаждением принюхалась – хотя резкий химический запах едва не свалил ее с ног.
– Спасибо, Ханна, мы обязательно примем ванну с твоим подарком.
Рози хмыкнула.
– Ладно, у вас есть чем заняться, а я пошла вниз. Руководить!
Ханна залезла на диванчик и с интересом смотрела, как Морин и Мэгги раскладывают на широкой кровати платье, шелковые перчатки и тонкое белье. Потом она безмятежно поинтересовалась:
– Мэгги, а ты папу любишь? Я потому что думаю, что ты должна знать. Папа-то тебя не любит.
Мэгги замерла, а Морин села на кровать и осторожно спросила:
– А… почему ты так решила, Ханна?
– Он сам сказал. Нам с Джозефом. Что они с Мэгги должны пожениться, потому что так будет лучше для всех. Что тебе нужен дом, нам с Джо мама, а папе – жена. И что мы все будем жить хорошо. Вообще-то это правда, потому что нам с Джо Мэгги понравилась, а папа говорит, она хорошенькая. Но раз ты еще кого-то любишь, то будешь несчастливая.
Мэгги с трудом смогла проглотить комок, неожиданно вставший в горле.
– Это… папа сказал, что я люблю… кого-то другого?
– Не-а. Я не думаю, что он заметил. Джо точно не заметил, он ведь мальчик, а мальчики глупые.