Особенно,... 
21 
Кэйси не могла удержаться от сравнения. Природная связь с землей, которую она ощущала в саду в Бикон-Хилл? Она никогда не испытывала ничего подобного на ферме матери. Ферма была такой же земной и естественной, как сама Кэролайн, такой же прямолинейной, домашней и немного грубоватой. Там все было на виду. Что ты видел, то ты и получал.
Но Кэйси нравилась многослойность и многозначность. Ей нравилась сложность. Аналитик в ней любил снимать шелуху, которая скрывала личность, место или событие. Навещать материнскую ферму было приятно, но она никогда не могла заинтересовать Кэйси надолго.
Загнав поглубже чувство вины, она втиснула свою маленькую красную «Миату» на парковку в нескольких домах от клиники. Перекинув через плечо кожаную сумку, она поднялась по ступеням и вошла.
Внутри она встретилась с другими посетителями. Она знала их всех если не по именам, то хотя бы в лицо, и негромко поздоровалась. Поднявшись на третий этаж, она помахала рукой воскресной дежурной и направилась дальше через холл.
Сегодня был один из особенных дней. Кэйси никогда не знала, в чем причина этого – в том, как заглядывает в окно солнце, в том, как сиделка уложила голову Кэролайн, или в чем-то еще, но жестокость судьбы, постигшей ее мать, заставила Кэйси на минуту замереть у двери.
Кэролайн выглядела очень красивой. В свои почти пятьдесят пять она сохранила длинные и очень густые волосы, уже тронутые серебром, но седина не добавляла ей ни одного лишнего дня. Ее кожа, хотя и бледная, была гладкой. Немногочисленные морщины объяснялись только живой мимикой – она часто улыбалась. «Раньше», – добавила про себя Кэйси, потому что сейчас на ее лице не было никакого выражения. Лицо Кэролайн было таким же спокойным, как всегда, когда Кэйси навещала ее в последние три года. Если бы ее глаза были не полуприкрыты, а раскрыты широко, их ореховый цвет лучился бы теплотой. Если бы она могла говорить, ее губы были бы влажными. Если бы она увлеклась разговором, она бы сидела, подавшись вперед, подперев рукой подбородок и устремив на собеседника свои ореховые глаза.
Кэролайн забеременела, когда ей было двадцать и она училась на продвинутом психологическом курсе, который вел Конни. Кэйси представляла себе, как Кэролайн положила на него глаз, хотя на самом деле понятия не имела, кто на кого положил глаз и какие обстоятельства привели к их связи. Кэролайн никогда не рассказывала об этом, а у Кэйси никогда не хватало духу спросить. Рождение Кэйси перевернуло всю жизнь Кэролайн. Если бы не эта случайная связь, кто знает, где бы Кэролайн была сейчас? Она могла бы получить степень. Или могла проявить свои художественные наклонности и заняться преподаванием или литературным творчеством. Она могла бы стать знаменитым дизайнером тканей и объездить мир. Не отягощенная судьбой матери-одиночки, она могла бы выйти замуж и нарожать кучу детей от человека, который оплачивал бы все счета и не позволял бы ей беспокоиться об этом.
Совершенно ясно было одно: она бы не оказалась на этой больничной койке. Кэролайн приехала в Бостон проведать Кэйси, и, когда переходила улицу, ее сбила машина. В результате оказался поврежден мозг, а длительное кислородное голодание только усугубило ее состояние. Хотя она могла дышать самостоятельно, следуя стандартным циклам сна и бодрствования, и иногда совершала рефлекторные движения, никаких признаков умственной деятельности у нее не наблюдалось. Ее жизнедеятельность зависела от искусственного питания и водоснабжения.
Если бы не было Кэйси, не было бы этой поездки в гости, и Кэролайн была бы жива и здорова.
Отказываясь верить в то, что Кэролайн никогда уже не станет прежней, Кэйси оторвалась от двери и подошла к ней:
«Привет, мам».
Она поцеловала ее, взяла за руку и привычно присела на краешек кровати.
«Привет, дорогая», – как всегда, радостно приветствовала ее Кэролайн.
Будь она у себя дома в Провиденсе, она вышла бы к ней босой, в просторной рубахе с развевающимися полами и вылинявших джинсах, которые подчеркивали стройность ее фигуры. Если бы она только что вышла из душа, она была бы окутана свежим запахом эвкалипта и, намотав на руку влажные волосы, ловко заколола бы их на макушке бамбуковой вязальной спицей.
Да, она и вязала сама. Она не только выращивала своих ангорских кроликов, собирала с них пух, пряла пряжу, красила ее и ткала, но еще и вязала свитера. А также перчатки и шарфы. Ее самой большой мечтой было вязать на внуков. Она постоянно говорила об этом Кэйси.
21 
