– А зачем ты нам это говоришь?
– Чтобы не ставить Гектора в идиотское положение.
Рик прошелся по комнате, остановился перед окном. Обе пожилые дамы и чернокожий гигант смирно сидели на стульях и молчали.
Рик спросил, не оборачиваясь:
– Почему вы перестали писать письма?
Он ожидал актерской игры, притворства – но Эжени Деверо была необычной женщиной. Она ответила спокойно и дружелюбно:
– Честно говоря, надоело. Много возни, результата ноль. Это только Шерлок Холмс мог позволить себе найти автора по газетному шрифту.
– Понятно. В переулке был фейерверк?
– Конечно. Я бы не стала подводить Гектора под статью. Даже не сам фейерверк, а запал от фейерверка. Скажи, вышло похоже?
– О да. Почему…
– Слишком много почему, юный Моретти. Скажем так: вы с Келли стали любовниками – и необходимость в активных действиях отпала.
– То есть зафутболить Келли в голову цветочным горшком, это…
Гектор замахал руками и замотал головой.
– Я же охочусь с пращой на скворцов. Я бы ни за что не промахнулся.
– Паршивец ты, Гектор. Значит, с самого начала ты все знал – и пудрил мне мозги?
Гектор широко улыбнулся.
– Что мисс Эжени хочет, то мисс Эжени получит. Таков мой девиз.
– Хороший девиз. Правильный. Только вот мисс Эжени подкачала. Хулиганка.
– Не хами. Скажи лучше, как ты догадался?
– Граната. Ривендейл сказал, она пятьдесят седьмого года выпуска. Узнал он это от вас, а вот начальник полиции понятия об этом не имел. И тогда я вспомнил, что у деда была еще одна коллекция. Оружия. Многие полагают, что коллекция оружия – это всегда ХОЛОДНОЕ оружие, но это не так. Прекрасно помнил, что у деда там были и взрывпакеты, и даже бутылка с «коктейлем Молотова». Значит, могла быть и такая граната.
– Их там три штуки. Было.
– Отчаянная вы женщина, Эжени. А если бы что-то пошло не так?
– Ну не пошло же? Малыш, я больше всего на свете не люблю перестраховываться.
Рик вдруг мрачно посмотрел на Эжени Деверо.
– А идея с женихами, часом, не вам ли принадлежит?
– Я бы сказала, ровно наоборот.
– Это как?
– Это просто. Видишь ли, Келли вознамерилась подыскать себе благопристойного, нормального и приятного во всех отношениях мужчину, чтобы выйти за него замуж и создать образцовую семью. Мне очень не понравились ее доводы. Я люблю мою племянницу и хочу, чтобы в жизни она получила все самое лучшее. Твой дед хотел того же и для тебя, Рик. Я подумала и решила свести вас вместе.
– Вы манипулятор, Эжени. Великий комбинатор.
– Да. За мной нужен глаз да глаз. Но что скажешь ты, внук моего любимого мужчины?
– А что я должен сказать?
– Например… попросить у меня руки моей племянницы.
– Вы уверены, что это то самое «лучшее», чего заслуживает Келли?
– Главное, чтобы в этом была уверена она.
– Что ж… тогда посоветуйте, как мне половчее заставить ее забыть о Правильных Мужчинах…
Неделю спустя Келли Джонс сидела на веранде старинного белого особняка Деверо и тупо смотрела в небо.
Пройдет еще тысяча лет – а она так и будет сидеть и пялиться в небо. Потому что больше ей делать ничего неохота.
В прошлый понедельник Рик Моретти вернулся в номер, распечатал какие-то листки из своего компьютера, молча сложил их в папочку и отдал ей. Потом поцеловал ее в губы и в щеку – и ушел.
Просто ушел.
Это было так неожиданно, так жестоко, так невероятно, что Келли до сих пор не могла поверить в то, что это был не сон. Рик Моретти ушел…
Вернувшись в особняк Деверо, она первым делом разожгла камин и методично, по листочку, сожгла досье на несостоявшихся женихов.
Потом два дня она прорыдала у себя в комнате, не выходя к столу и не показываясь никому на глаза.
Потом ее охватила апатия. Келли больше не чувствовала вообще ничего – ни боли, ни обиды, ни отчаяния.
Она жила только по ночам, в своих снах.
В снах с ней был Рик.
Снова и снова призрачные любовники сплетались воедино, снова и снова беззвучный стон блаженства отражался от невидимого потолка… по утрам Келли просыпалась измученной до предела, словно и впрямь всю ночь занималась любовью.
Попробовала перечитать собственные романы – и с отвращением отбросила их в сторону. Как она могла писать эту чушь, не имеющую отношения ни к истории, ни к любви, ни к сексу?
И как описать то, что на самом деле было и сексом, и любовью… и уже стало историей?
Она сидела на веранде и тупо смотрела в небо.