16 
Разумеется, главным образом она согласилась потому, что слишком хорошо представляла себе жизнь ребенка в приюте. Этого и врагу не пожелаешь, тем более при живом отце. Немалую роль сыграло и то, что на ранчо посреди прерии не водятся полуметровые тараканы. Но если говорить серьезно, то шаг она совершала весьма опрометчивый.
Все ее опыты с преподаванием заканчивались плачевно, не считая нескольких месяцев работы в детском садике. Она совершенно очевидно боялась собственных учеников, так что не могло и речи идти о налаживании контактов. Конечно, этой девочке всего десять лет, но, с другой стороны, это ведь не прелестная куколка, растущая без всяких проблем в обычной семье. Это сирота, никогда не знавшая матери, к тому же выросшая в ковбойской среде. Упаси бог, Морин Килкенни не была снобом, но ковбои – это ковбои. Трудно ожидать, что они могли научить Мюриель Смит, например, хорошим манерам за столом. Значит, всему этому придется учить девочку самой Морин.
Как истинная почитательница и знаток английской литературы, Морин хорошо представляла себе классический, так сказать, вариант гувернантки. Но Джейн Эйр в условиях прерии...
А если девочка встретит ее враждебно? Бог его знает, какие комплексы могли развиться у этого ребенка. Морин судорожно пыталась вспомнить курс основ детской психологии, над которым они с друзьями так потешались в университете. Тогда все эти немыслимые условные ситуации, предложенные учебником, казались полной галиматьей, кто же знал, что они потребуются Морин Килкенни в Техасе?
Она почти впала в панику, когда на улице послышался страшный шум и рев. Полное ощущение, что на улицы Каса дель Соль вступила танковая бригада. Девушка подбежала к окну.
Напротив дома Риджбеков остановился автомобиль. Несомненно, это был он, так как у конструкции наличествовали четыре колеса и руль, за которым сидел очень высокий и очень широкоплечий человек в ковбойской шляпе. В остальном автомобиль действительно неуловимо напоминал танк, причем вышедший из жестокого боя. Краска облупилась, дверцы отсутствуют, мотор и прочие важные части прикрыты листовым железом, закрепленным кое-как, отчего и происходил неимоверный грохот.
На крыльцо тем временем высыпали все обитатели дома Риджбеков: Милли, Фрэнк и тетя Мэг. Морин поспешила вниз, чтобы присоединиться к ним, и уже на подходе услышала голос старушки:
– ... Она тебе понравится. Отличная фигурка. Когда она висела на Фрэнке в чем мать родила, я так сразу и подумала: отличная фигурка.
Морин замерла. Румянец стремительно заливал шею и лицо. Милли возмущенно фыркнула, Фрэнк смущенно хмыкнул, а потом раздался звучный, чуть глуховатый голос прибывшего на удивительном автомобиле ковбоя:
– Что ж, миссис Риджбек, в принципе я хорошо отношусь к хорошим фигуркам. Правда, в данном случае меня больше волнуют ее преподавательские способности. И я не очень понял, кто из них был в чем мать родила: Фрэнк или она?
Тетушка захихикала, и Морин, злая как оса, решительно шагнула на крыльцо, намереваясь раз и навсегда положить конец скабрезным шуточкам о себе, да еще и за глаза...
Она словно в омут шагнула. Крыльцо было высоким, и глаза Морин оказались на одном уровне с глазами незнакомца.
Серые, спокойные, немного грустные. С золотистыми искорками где-то на дне. Пушистые ресницы, густые брови. Лицо почти бронзовое, с резкими и красивыми чертами. Породистый нос, четко очерченные губы. Едва наметившаяся щетина, придававшая этому лицу мужественности... хотя, уж куда еще...
Он машинально снял шляпу. Она машинально отметила, что волосы у него густые, чуть вьющиеся, коротко подстриженные, русые... Жесткие, наверное, на ощупь. Кончики пальцев Морин закололо – так живо она представила, что трогает небритую щеку, скользит по скуле к виску, зарывается пальцами в густую шевелюру.
И приникает к необъятной, совершенно немыслимо широкой груди. У мужчин из города такой груди просто не бывает. Самая сложная физическая работа, на которую они способны, – это поднятие совершенно бестолковых железяк в тренажерном зале.
Эта грудь, даже прикрытая светлой джинсовой рубашкой, сразу наводила на мысль о бронзовых блюдах, древнегреческих панцирях, на худой конец – о рыцарских латах. И эти плечи...
Та, другая, раскованная Морин мысленно оторвалась от густых русых волос, провела ладонью по крепкой мускулистой шее, скользнула, лаская, по плечам, приникла к груди, потом подняла голову, приоткрыла губы, нервно облизав их кончиком языка...
16 
