172 
Очевидно, что прежде всего общий вкус к радостям жизни, в частности к прелестям кухни, сблизил Габена и Жана Ренуара. Еще больше и глубже сближала их общая любовь к природе, к земле, к традиционным ценностям, а также чувство принадлежности к истинно французской культуре и осознание своих корней.
Следующая их совместная картина «Великая иллюзия» (1937) собрала ряд международных премий, в том числе в Венеции. Образ авиамеханика Марешаля, попавшего во время Первой мировой войны в плен к немцам, при всей своей простоте и скромности, – одна из вершин мирового киноискусства.
Теперь Жан Габен, что называется, нарасхват. Его приглашает Гремийон, снимавший «Красавчика». Герой картины, унтер-офицер, разбивает женские сердца, но затем губит свою жизнь за стойкой бара, терзаясь страстью к красивой потаскушке (ее играла Мирей Бален). В итоге он убивает свою мучительницу и обретает свободу.
После «Красавчика» Габен вместе с Мишель Морган разыграл трагическую историю любви в «Набережной туманов» (1938) Карне. Пресса назвала их «идеальной парой французского кино». Жан, солдат-дезертир, и Нелли обмениваются знаменитыми репликами: «Знаешь, у тебя чудесные глаза…» – «Поцелуй меня…» В то время они взволновали одних и шокировали других. И действительно, еще ни разу на экране женщина не осмеливалась потребовать от мужчины поцелуя с таким простым бесстыдством, с таким желанием в прекрасных глазах…
«Габен – это обнаженная истина, которую навязывает вам экран, – писала Морган в книге „Такими глазами“. – Он не играет своего героя, он живет в нем. Его естественность увлекает меня».
В следующем фильме Ренуара «Человек-зверь» (1938) Габен необычайно правдиво и искренне играет машиниста Лантье. Чтобы лучше понять своего героя, Жан научился водить локомотив. Картина имела небывалый успех как у публики, так и у прессы. Пьер Семар, генеральный секретарь Федерации железнодорожников, вручил актеру почетный диплом машиниста и традиционную масленку.
Популярность Жана Габена растет. Растут и его гонорары: перед войной он получал миллион франков за роль.
С простотой и сердечностью актер играл простых людей в картинах Марселя Карне. В одном из эпизодов фильма «День начинается» (1939) рабочий-формовщик (Габен) смотрится в зеркало и признает, что один глаз у него грустный, другой веселый. Такая противоречивость свойственна многим героям Габена – они обладают мужеством, но в то же время легкоранимы.
На съемочной площадке картины Гремийона «Буксиры» (1940) судьба снова свела его вместе с Мишель Морган. Для французов фильм этот был запоздавшим дуновением прежнего, утраченного времени. Мишель Морган в роли таинственной женщины, появляющейся невесть откуда во время бури и уходящей в неизвестность… Жан Габен – морской волк, переживший неожиданную любовь, заранее обреченную злым роком на трагический конец… Одинокие прогулки влюбленных по пустому пляжу, брошенный хозяевами дом в песчаных дюнах… Безумная стихия во время шторма… «Как соблазнителен мужчина, которого соблазняют, – я была покорена, – признается позже Мишель. – Мы лихорадочно стремились наверстать упущенное время. У нас его было так мало впереди! Но мы этого не знали». Эта любовь, которую, как все считали, они тайно переживали уже долгие месяцы, началась летом 1939-го…
В начале Второй мировой войны Габен оказался в Голливуде. Мишель Морган познакомила его с красивой белокурой танцовщицей Джинджер Роджерс. Затем Габен сошелся с Марлен Дитрих. Несомненно, немецкая актриса была влюблена в Габена. И в жизни Жана эта неординарная женщина значила очень много…
В Голливуде он успел сыграть в «Лунном приливе» Майо и в «Самозванце» Дювивье. В середине апреля 1943 года офицер-оружейник Габен получил назначение на корабль сопровождения «Элорн». В районе мыса Тенес на конвой напали вражеские самолеты. Габен чудом остался жив. Затем он служил инструктором в школе морских пехотинцев, затем командовал танком «Суффлер II». Самой дорогой наградой в своей жизни он считал орден «За боевые заслуги».
В 1946 году он вернулся в кино. Вместе с ним в фильме «Мартен Руманьяк» (1946) играла несравненная Марлен Дитрих. «Не могу сказать, что это был хороший фильм, хотя сценарий, когда мы его читали, нам нравился, – писала Дитрих. – Война только недавно окончилась, не хватало электричества, угля, продуктов… На сей раз уже Габен помогал мне в языке. Небрежный разговорный французский был здесь непозволителен. Габен учил меня стягивать слоги и сидел рядом с камерой, когда я играла сцену без него. Терпение его было достойно восхищения…»
172 
