Пейдж решительно открыла калитку и прошагала к домику. Занесла руку, чтобы позвонить, – и тут дверь открылась.
На пороге стоял давешний незнакомец в сером костюме. Только теперь на нем не было очков, и на Пейдж уставились два пронзительных черных глаза. От неожиданности Пейдж показалось, что у стоящего перед ней человека нет белков, одна радужка. Потом стало видно: нет, белки тоже имеются, только очень темные, воспаленные, сплошь пронизанные кровеносными сосудами. А глаза – черные уголья, провалы в преисподнюю, и на дне их пылает дьявольский огонь.
Пейдж невольно отшатнулась, но незнакомец улыбнулся и произнес все тем же своим елейным голосом:
– Добро пожаловать, несравненная обитательница сего замечательного городишки. Почему-то я совершенно не удивлен. У вас еще там, в забегаловке, был такой вид, будто вам не терпится обшарить мои карманы и выяснить мою биографию.
Ошеломленная Пейдж собиралась возразить, но незнакомец вдруг крепко ухватил ее за руку и втащил в дом со словами:
– Что ж, думаю, сейчас вы получите ответы на все интересующие вас вопросы…
Дверь закрылась, и над «Соснами» вновь повисла тягучая, жаркая тишина.
Дейрдре Каллахан изнемогала. Испытав по очереди гнев, ярость, бешенство и отчаяние, она разбила две чашки (не помогло), перемыла всю посуду, налила себе капельку виски с содовой и уселась на веранде, поставив перед собой телефон и уставившись на него тяжелым испытующим взором.
Это уму непостижимо! Сначала срывается с места старый пень Каллахан, потом вслед за ним исчезает Рик, Шон возвращается было – и тут же удирает из дому вслед за теми двумя… И Пейдж, как назло, не показывается и не звонит, а еще противно то, что все это наверняка связано с появлением в Литтл-Уотер-Рок непонятной девицы, чтоб ей пусто было!
Дейрдре настолько извелась, что на зазвонивший неожиданно телефон бросилась, как коршун на кролика.
– Але!!! Кто это?! Да говорите же!!! Почему вы молчите?!
– Э-это… я… Люси!
– Какая, к дьяволу, Люси?! Что вы молчите?
– Так вы же не даете мне ответить…
– Девушка! Вы повежливее! Я вся на нервах, вся!
– Простите… вы миссис Каллахан? Меня зовут Люси Кэтролл, я… я подруга… знакомая вашего сына Шона…
– А-а, юное дарование. Здравствуйте. Простите мои вопли, я действительно страшно нервничаю.
– Ничего страшного. Миссис Каллахан, я хотела попросить у вас номер сотового телефона Шона. У меня к нему очень срочное дело.
В другом состоянии Дейрдре Каллахан нипочем не дала бы этой девице сотовый Шона. Раз сынок не соизволил этого сделать, то и маме незачем трудиться. Но Дейрдре изнемогала от одиночества и полной неосведомленности о происходящем, поэтому практически безропотно продиктовала Люси номер и попросила передать Шону, что мама волнуется и плохо себя чувствует. Просто так, из чистой вредности.
Еще через полчасика тишины миссис Каллахан поняла, что больше не выдержит одиночества. Сейчас она пойдет, найдет эту старую сплетницу Пейдж и потребует, чтобы та все ей рассказала!
Пейдж дома не было. Но главное даже не в этом – в конце концов, Пейдж целыми днями шастала по округе, собирая сплетни. Что действительно странно – скандалисты-шпицы остались дома. Еще хуже то, что они не тявкали и не визжали – они выли. Надсадно и горько, словно большие собаки. Дейрдре Каллахан, дочь сельской знахарки и колдуньи, рожденная на зеленых холмах таинственной кельтской земли, почувствовала, как неприятный холодок побежал у нее по спине. Если уж это не предчувствие беды, то и непонятно, как оно выглядит, это предчувствие.
Дейрдре обошла дом Пейдж вокруг, покричала под окнами и побрела домой. Тревога росла, сердце стучало все сильнее, виски ломило. Жара стала практически невыносимой. Желтое марево дрожало в воздухе. Хоть бы гроза, подумала Дейрдре, как никогда ощущая себя старой и больной старухой…
Люси Кэтролл позвонила Шону и целых десять минут признавалась ему в любви. Она плакала, просила прощения и умоляла Шона дать ей возможность исправиться, попробовать еще раз – ну что там еще говорят в таких случаях молодые девушки?
Шон Каллахан слушал Люси, и лицо у него постепенно становилось растерянным и очень юным. Джеки О’Брайен, сидевшая напротив него за деревянным столом и доедавшая поджаренную на костре сосиску, сочувственно кивнула.
– Ваша девушка?
– Да… умоляет забрать ее обратно… говорит, что погорячилась…