Как обычно, при вручении Оскара сначала показывали весь коллектив, сделавший фильм. Фильм Дженел получал Оскара как лучший короткометражный фильм, и на экране появилось и ее лицо. Оно было раскрасневшееся, все светилось радостью. Она сказала просто:
— Я хотела бы выразить благодарность тем женщинам, которые вместе со мной участвовали в создании этой картины, особенно Элис Десанитис.
Эти слова сразу перенесли меня в то время, в тот день, когда я узнал, что Элис любит Дженел больше, чем когда-либо любил я.
Дженел сняла на один месяц дом в Малибу, на побережье. В конце недели я уезжал из своей гостиницы и проводил субботу и воскресенье с ней в этом доме. В пятницу, поздно вечером мы шли на берег, а потом садились на малюсенькой веранде, под лунным светом, и наблюдали за маленькими птичками, которых, как сказала Дженел, называли перевозчиками. Они всякий раз отскакивали от набегавшей волны, так что вода не попадала на них.
Мы спали в спальне, выходящей на Тихий океан. На следующий день, в субботу, когда у нас был ленч вместо завтрака, к нам приехала Элис. Она позавтракала с нами, а потом достала из своей сумочки маленький прямоугольный кусочек пленки и передала его Дженел. Кусочек пленки был не больше дюйма в ширину и два дюйма в длину.
Дженел спросила:
— Что это?
— Это режиссерский кредит фильму, — сказала Элис. — Я вырезала его.
— Зачем? — спросила Дженел.
— Потому что подумала, что тебе будет приятно, — сказала Элис.
Я смотрел на Дженел и Элис. Фильм я видел. Это была неплохая работа. Дженел и Элис сделали его с тремя другими женщинами. Это было их совместное предприятие, чисто женское, на свой страх и риск. У Дженел был кредит как у кинозвезды. У Элис был кредит за режиссуру. Еще две женщины получили кредит в соответствии с работой, которую они выполняли по созданию фильма.
— Нам нужен режиссерский кредит. Мы не можем делать фильм без режиссерского кредита, — сказала Дженел.
Я не мог удержаться и вмешался:
— Я думал, что Элис занимается режиссурой, — сказал я.
Дженел сердито взглянула на меня.
— Ей было поручено это, — сказала она. — Но я сделала много предложений по режиссуре и считаю, что должна получить за это какую-то долю кредита.
— О Боже, — сказал я. — Ты же кинозвезда, главная в фильме. Элис причитается кредит за ее работу.
— Конечно, — сказала Дженел с возмущением. — Я сказала ей об этом. Я не говорила, чтобы она вообще отказалась от кредита. А она отказалась.
— Как ты сама считаешь? — спросил я, повернувшись к Элис.
Элис спокойно ответила:
— Дженел выполнила очень много работы по режиссуре, а я не цепляюсь за кредит. Пусть его берет Дженел. Мне он и в самом деле не нужен.
Я видел, что Дженел очень рассердилась. Она не любила попадать в такое ложное положение, но я чувствовал, что она не собирается оставлять Элис весь кредит за режиссуру в фильме.
— Черт возьми, — возмутилась Дженел. — Не смотри на меня так. Я получила деньги на фильм и собрала людей, и мы все помогали писать сценарий, и он не был бы написан без меня.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда возьми кредит как продюсер. Почему ты так цепляешься за режиссерский кредит?
Тогда вмешалась Элис:
— Мы покажем этот фильм как конкурентный по Академии и Фильмексу, и у таких фильмов, люди это чувствуют, самой важной является режиссура. Режиссер получает большую часть кредита на картину. Я думаю, что Дженел права. — Она повернулась к Дженел: — Как ты хочешь, чтобы распределялся режиссерский кредит?
Дженел сказала:
— Кредит пусть идет нам обеим, а ты поставь свое имя первым. Хорошо?
— Ладно, как хочешь, — ответила Элис.
После ленча Элис сказала, что ей надо уезжать, хотя Дженел просила ее остаться. Я наблюдал, как они прощаются, целуются, а потом проводил Элис к ее машине.
— Ты в самом деле согласна? — спросил я ее.
Сохраняя полное спокойствие, сдержанно, прекрасная в таком своем состоянии, она сказала:
— Да, согласна. С Дженел случилась истерика после первого показа, когда все бросились ко мне с поздравлениями. Такая уж она есть, а для меня важнее, чтобы она чувствовала себя счастливой, чем заниматься всей этой ерундой. Понимаешь?
Я улыбнулся ей и поцеловал в щеку на прощанье.
— Нет, — сказал я. — Не понимаю таких вещей.
Я вернулся в дом, но Дженел нигде не было видно. Я подумал, что она, должно быть, пошла прогуляться по берегу, и не хотела, чтобы я шел с ней. И точно, через час я заметил, как она ходит по песку у воды. А когда она вернулась в дом, то сразу пошла в спальню. Когда я обнаружил ее там, то увидел, что она в постели, накрывшись простыней и одеялом, и плачет.