В серьезных вещах я никогда не обманывала мужчин. Ну, я имею в виду, в каких-то более материальных. В отличие от некоторых моих подруг, которые иногда не прочь сыграть дешевую шутку со своими мужчинами. Никогда не возлагала ответственность на парня, если вдруг оказывалась беременной, только для того, чтобы получить от него помощь. Никогда я не брала мужчин в оборот подобным образом. Никогда не говорила, что люблю его, если не любила на самом деле, по крайней мере в самом начале отношений. Иногда, позже, когда он все еще любил меня, а я его уже нет, я могла сказать ему такое, но лишь для того, чтобы не причинять ему боль. Но относиться к нему с прежним чувством я уже не могла, ну и тогда ему становилось все понятно, и постепенно все сходило на нет, и мы расставались. И я, если любила мужчину, никогда не относилась к нему с ненавистью позже, когда все было кончено, хотя он мог возненавидеть меня хуже некуда. Мужчины всегда так недоброжелательны к женщинам, которых больше не любят, по крайней мере, большинство из них; по крайней мере, по отношению ко мне. Может быть, оттого, что все еще любят меня, а я их уже больше не люблю или люблю самую малость, что не имеет никакого значения. Любит кого-то самую малость и любить кого-то очень сильно — это большая разница.
Почему мужчины всегда сомневаются, любишь ты их или нет? Почему они вечно сомневаются, верна ты им или нет? Почему они всегда бросают тебя? О, Боже мой, ну почему все это так болезненно? Я не могу их больше любить. Это просто невыносимо, и они такие козлы. Такие засранцы. Они причиняют тебе боль с такой же легкостью, как и дети, но детей можно простить, и все проходит. Даже когда и те и другие заставляют тебя плакать. Но хватит — и мужчин, и детей.
Любовники такие жестокие, и чем больше любят, тем больше в них жестокости. Не Казановы, не Дон Жуаны, для которых женщины — это спорт. Не эти подонки. Я говорю о мужчинах, которые действительно тебя любят. О, ты действительно влюблена, и они говорят, что любят, и я знаю, что это так. И я знаю, что они сделают мне гораздо больнее, чем любой другой мужчина в мире. Я хочу сказать: «Не говори, что любишь меня». Я хочу сказать: «Я не люблю тебя».
Однажды, когда Мерлин сказал, что любит меня, мне захотелось плакать, потому, что я его так любила, и я знала, что он будет ко мне очень жестоким, позже, когда мы хорошо узнаем друг друга, когда исчезнут все эти иллюзии, и, когда я буду любить его сильнее всего, он будет любить меня гораздо меньше.
Я хочу жить в мире, где мужчины никогда бы не любили женщин так, как они любят их сейчас. Я хочу жить в мире, где никогда бы не любила мужчину так, как я люблю его теперь. Хочу жить в мире, где любовь никогда не меняется.
О, Господи, пусть я буду жить в мечтах; когда я умру, возьми меня в такой рай, где царят лживые обещания, которые невозможно раскрыть, и где ложь прощает саму себя, и где мой любовник будет любить меня вечно — или не будет совсем. И пусть обманщики, встретившись на пути, будут столь сладкоречивы, что никогда не причинят мне боли настоящей любовью, и пусть я буду обманывать их всей своей душой. Пусть наши обманы никогда не откроются и всегда будут про-щены. Чтобы мы могли верить друг в друга. Пусть мы будем разделяемы войнами и чумой, смертью, сумасшествием, но не течением времени. Избавь меня от великодушия и не дай мне впасть в наивность. Да буду я свободна!
Я сказала ему однажды, что переспала со своим парикмахером, и нужно было видеть выражение его лица! Холодное презрение. Вот таковы мужчины! То, что они трахают своих секретарш, это нормально. Но женщину, которая спит со своим парикмахером, они презирают. И однако же то, что мы делаем, скорее можно понять. Парикмахер делает какие-то личные вещи. Он использует свои собственные руки, а у некоторых из них руки просто волшебные. И они знают женщин. Со своим парикмахером я спала всего лишь однажды. Он все время говорил мне, как он хорош в постели, и однажды я почувствовала желание и согласилась, и он в тот вечер приехал ко мне, и это было единственный раз, когда я с ним спала. Когда он трахал меня, я видела, что он ждет, когда я зажгусь. Он, конечно, все делал мастерски, все эти штучки языком и руками, и особые словечки. Должна сказать, это было очень даже неплохо. Но только лишь с технической стороны. Когда я снова пришла к нему, то ожидала, что он подержит передо мной зеркало, чтобы можно было посмотреть, как он уложил мне волосы на затылке. Он поинтересовался, понравилось ли мне, и я ответила, что было здорово. Он сказал, что когда-нибудь нам надо заняться этим еще раз, и я согласилась. Но больше он меня об этом никогда не спрашивал, хотя я бы все равно отказалась. Так что, думаю, я была не так уж великолепна.