– Что вы хотите этим сказать? – с любопытством спросил Эйдриан.
– Ну, ее отсутствие вряд ли остановило злые языки, – печально заметила леди Моубри. – Это была слишком пикантная история. Сплетни расцвели пышным цветом. Ходили слухи, что, возможно, брак все-таки был осуществлен. Филдинг был очень уверен в себе. И потом, тот факт, что ее удалили от всеобщего внимания, заставил людей думать, не было ли это попыткой скрыть, что она забеременела после этого короткого брака.
– А она забеременела? – спросил Эйдриан.
– Никто не знает, – вставил Реджиналд, пожимая плечами. – Это первый раз, когда она снова появилась в свете, а прошло уже десять лет.
Эйдриан вопросительно посмотрел на мать, которая, кажется, была слишком хорошо осведомлена в этом деле. Однако, к его большому недовольству, пожилая дама тоже пожала плечами и сказала с очевидной неохотой:
– Это вполне возможно. После свадьбы они провели ночь в гостинице, хотя и поселились в разных комнатах. Корабль должен был отплыть на следующий день.
Эйдриан нахмурился, недовольный такой неопределенностью, потом спросил:
– А что Филдинг?
– Перед самым судом он сбежал из страны. Но леди Уидерспун сказала, что через несколько лет он вернулся в Англию и был пойман. Он предстал перед судом, был признан виновным и приговорен к пяти годам в Ньюгейте. С тех пор никто ничего о нем не слышал.
Снова все замолчали. Эйдриан погрузился в свои мысли, взвешивая свою собственную реакцию на то, что короткий брак леди Клариссы мог быть осуществлен. Не переставая думать об этом, он окинул взглядом зал, бессознательно ища девушку и ее мачеху.
– Они уехали сразу же после той нелепой сцены в танцевальном зале, – сообщила ему леди Моубри.
Эйдриан, вздрогнув, взглянул на мать, заметил блеск в ее глазах и понял, что ее очень взбодрил его интерес. И он действительно был заинтересован.
Когда он в первый раз сел рядом с ней, Кларисса, вздрогнув, отодвинулась от него, и Эйдриан испугался, что ошибся. Он испугался, что она все-таки увидела шрам, обезобразивший его когда-то красивое лицо. Однако в следующее мгновение она придвинулась ближе и прищурилась, явно пытаясь разглядеть его.
Когда Кларисса расстроенно нахмурилась и откинулась на спинку стула, он понял, что она действительно не может видеть его и, таким образом, ее не пугает его внешность. Эйдриан обнаружил, что в первый раз после приезда в Лондон улыбается и расслабляется в обществе женщины, которая не является его матерью. В первый раз за много лет, честно говоря.
После этого он провел с ней не более получаса, пока они сидели, разговаривали и протанцевали – по утверждению его матери – пять танцев, и все же ему казалось, что прошло всего несколько мгновений. В эти полчаса Эйдриан улыбался и смеялся больше, чем за все годы после ранения. В первый раз за долгое время он чувствовал себя живым и здоровым.
Любая женщина, способная так повлиять на него, заслуживала его интереса, и, признался Эйдриан сам себе, он был определенно заинтересован. Что должно доставить его матери безграничное удовольствие, подумал он. Однако существовала проблема. Именно то, что позволяло ему расслабиться в ее присутствии, было также источником тревоги. Кларисса не могла видеть его, но ее слепота была не постоянной, а всего лишь временной. Что произойдет, когда она снова сможет видеть? Как она отреагирует? Испугается и отпрянет, словно от чудища? Упадет в обморок от ужаса при виде его? Ему было больно думать и о том, и о другом варианте.
– Хочешь, чтобы я еще разузнала о девушке? – спросила леди Моубри, отвлекая Эйдриана от его мыслей. Он посмотрел на мать, не в силах ответить. Большая часть его хотела сказать «да», но другая, тоже немалая часть боялась, а Эйдриан уже очень давно ничего не боялся.
Вдруг почувствовав раздражение от всего этого, Эйдриан отвернулся, не ответив, и направился к двери. Для одного вечера с него вполне хватило так называемого светского общества.
– Ты больше не будешь разговаривать с лордом Моубри.
Кларисса слепо уставилась в противоположный угол темной кареты на расплывчатое пятно, бывшее ее мачехой. Лидия не только выдернула ее из рук мужчины, с которым она танцевала, но и протащила ее по всему бальному залу к дверям и вообще прочь из дома. Мачеха была в столь очевидной ярости, что Кларисса не открывала рта, пока Лидия выкрикивала приказы, требуя, чтобы карета была подана немедленно. Но ее молчание, видимо, не очень смягчило гнев мачехи, потому что она больно вонзила ногти в руку Клариссы, как будто боясь, что та может в любой момент броситься назад в дом к этому мужчине.