Последние отзывы

  26  

В конце концов, этот кошмар как будто кончился. Она вновь начала выздоравливать, и Фрэнсис Кеннеди мог забрать ее домой. Они уже объездили все Соединенные Штаты, она лежала в семи разных клиниках, в каждой из которых на ней опробовали свои экспериментальные программы, и огромное количество принятых химических препаратов, похоже, дали свои результаты. Фрэнсис Кеннеди ликовал, так как еще раз добился успеха. Он отвез жену домой в Лос-Анджелес и однажды вечером с Кэтрин и Терезой отправился в ресторан поужинать: у Фрэнсиса было немного времени до отлета на очередное выступление в предвыборной кампании. Был прекрасный летний вечер, мягкий благоуханный воздух Калифорнии ласкал их кожу, и тут произошло нечто странное. Официант пролил всего одну каплю соуса с блюда на рукав нового платья Кэтрин, она разразилась слезами и, когда официант ушел, стала всхлипывать: «Почему он пролил именно на меня?» Это было так ей нехарактерно – в былые времена она просто посмеялась бы над подобным происшествием, – что Фрэнсис Кеннеди увидел в этом дурное предзнаменование. Она прошла через муки всех операций: удаление груди, иссечение опухоли в мозгу, боли от развивающихся опухолей – и никогда не плакала и не жаловалась. А теперь это пятнышко, казалось, разбило ее сердце, так она была безутешна.

На следующий день Фрэнсис должен был лететь в Нью-Йорк для выступления. Утром Кэтрин, оживленная и казавшаяся еще привлекательнее, чем обычно, приготовила ему завтрак. Все газеты печатали результаты опросов, свидетельствующие, что Фрэнсис Кеннеди опережает своего соперника, что он победит и будет избран президентом. Кэтрин Кеннеди читала эти сообщения вслух.

– О, Фрэнсис, – говорила она, – мы будем жить в Белом доме, и у меня будет собственный штат сотрудников. И Тереза сможет привозить туда своих друзей на уик-энды и каникулы. Подумай только, как мы будем счастливы. Я больше не буду болеть, обещаю. Ты совершишь великие дела, Фрэнсис, знаю, что ты это сделаешь. – Она обвила его шею руками и прослезилась от счастья и любви. – Я буду помогать тебе. Мы вместе обойдем там все прекрасные комнаты, и я помогу тебе разрабатывать твои планы. Ты будешь самым великим президентом. А я буду в порядке, дорогой, и у меня будет масса дел. Мы будем так счастливы. Нам так везет. Правда ведь, везет?

Она умерла осенью, октябрьский свет стал ее саваном. Фрэнсис Кеннеди стоял среди увядающих зеленых холмов и плакал. Деревья, казавшиеся серебряными, создавали на горизонте дымку, а он в немой агонии прикрыл глаза руками, чтобы отстраниться от мира. И в этот момент, в темноте, он почувствовал, как в нем что-то надломилось.

Какой-то бесценный источник внутренней энергии исчез. Впервые в жизни его исключительный ум ничего не стоил, и здоровье не имело уже никакого значения. Политические способности, положение в обществе оказались бессильными. Он не мог спасти свою жену от смерти, и поэтому все остальное утратило всякую цену.

Отняв ладони от глаз, он величайшим усилием воли заставил себя бороться с небытием, начал по крупицам собирать то, что осталось от мира, искать силы для сопротивления скорби. Оставалось меньше месяца до выборов, и он сделал последнее усилие.

В белый дом он вошел без жены, только с дочерью Терезой, которая хотела быть счастливой, но весь первый вечер плакала из-за того, что с ними не было матери.

И вот теперь, спустя три года после смерти жены, Фрэнсис Кеннеди, президент Соединенных Штатов, один из самых могущественных людей на земле, лежал один в своей постели, волновался за жизнь дочери и не мог заснуть. Горе могущественных людей, что они не могут обрести это спасительное убежище.

Не в состоянии уснуть, он пытался побороть ужас, не дававший ему впасть в забытье. Он убеждал себя, что похитителям незачем причинять вред Терезе, что дочь вернется домой невредимой. Если бы не его бессилие, он не стал бы полагаться на слабых, ненадежных медицинских светил, не был бы вынужден сражаться с ужасными, непобедимыми раковыми клетками. Нет. Но он может спасти жизнь дочери, использовав мощь и авторитет своей страны. Все в его руках и, благодаренье Богу, у него нет никаких колебаний, связанных с политикой. Дочь осталась единственным существом в мире, которое он по-настоящему любит, и он спасет ее.

Затем тревога, страх, такой, что, казалось, остановится сердце, заставили его зажечь свет у изголовья. Он встал с постели, сел в кресло, придвинул поближе столик с мраморной крышкой и допил холодный шоколад.

  26