***
Сперва он подумал, что это будильник. Еще не проснувшийся, он вытащил руку из-под одеяла, чтобы придавить его.
Звон не умолкал. И только тут он узнал звонок своего сотового. Марцин поднялся и ощупью, стукаясь в темноте о мебель, принялся искать брюки. Телефон он держал, если не забывал забрать его из машины, в кармане брюк. Звонок не унимался. Марцин рухнул на колени перед креслом, на которое повесил брюки, и принялся шарить по карманам.
– Алло… – пробормотал он в трубку, сидя на полу и привалясь спиной к креслу.
– Марцин? Это я, Сильвия… – раздался неуверенный голос. Она плакала.
– Сильвия, что случилось? Почему ты плачешь? Сильвия?
– Прости, что я разбудила тебя. Здесь еще только половина седьмого.
– Где ты?
– В Сан-Диего. Но это неважно. Слушай, Марцин… Я так им горжусь. Когда он закончил доклад, все в зале встали и началась овация. И тогда он сказал в микрофон, что больше всего благодарен… Марцин…
– Что он сказал?
– Что больше всего благодарен мне… И тогда я вышла, чтобы позвонить тебе. Марцин, как хорошо, что ты приехал тогда в Гданьск. Мы тут останемся на полгода. Блажей уже нашел школу для Илонки. Не сердись, что я тебя разбудила. Ну все, заканчиваю…
***
Марцин пошел в ванную, умыл заплаканное лицо и первый раз в жизни позвонил Эмилии.
Второй раз он позвонил, когда пришел ответ на его мейл от Я куба. Прочел он его около полуночи и не захотел ждать с этим известием до следующего дня. Эмилия часто возвращалась в их разговорах к теме Якуба. Она побывала на его интернет-странице. Но больше, чем о Якубе, ей хотелось знать о Наталии. Ее восхищала эта пара. Марцину приходилось неоднократно рассказывать ей, как Якуб относился к ее глухоте – так, словно это была ее прирожденная черта. Наподобие цвета глаз или цвета кожи. Мейл Якуба он прочитал Эмилии по телефону.
Я поверить не мог, что это действительно ты. Свой ящик на epost.de я проверяю очень редко, но я задержался на один день в Париже. А в Париже я всегда живу в отеле «Relais Bosquet» возле Эйфелевой башни. Там меня знают и всегда оставляют номер с компьютером и доступом в Сеть. И в Париже я всегда проверяю этот ящик. В основном, конечно, там спам, но раз в году, восемнадцатого июля, всегда оказывается важный для меня мейл. В сущности, я и держу ящик ради этого единственного мейла. И прочитать его я хочу обязательно в Париже…
Марцин, старина!
Сколько же это лет? Подсчитаешь за меня? У математиков сложности с обратным счетом. Даже у остепененных. Продолжаешь ездить верхом или ревматизм уже не позволяет?
Ты доставил мне огромную радость. Я вернулся в счастливую, наверное, самую счастливую пору своей жизни. До сих пор помню, как облил тебя компотом в столовой. Черешневым, да? Помню также твои рассказы про горы. Передал твой привет Наталии. Ты ей очень нравился. Временами я даже ревновал ее к тебе. Ты был красивее меня. А кроме того, она считала, что у тебя самые синие глаза если не в Польше, то во всяком случае во Вроцлаве. Меня немножко нервировало, что она засматривается на твои глаза. Мне еще повезло, что ты не умел объясняться на языке глухих…
Я передал привет Наталии. Виртуально. Временами я пишу ей мейлы и рассказываю, что тут делается. О том, что отозвался тот самый гураль Марцин, я ей тоже написал. Уверен, что она обрадовалась.
Наталии нет в живых.
Она умерла перед самой операцией. Тогда, во Львове. Несчастный случай. И я ушел в подполье. Исчез. Хотел исчезнуть. Для всех. Для тебя тоже. Прости, пожалуйста. Когда-нибудь я опишу все в подробностях. Сразу после моего возвращения в Мюнхен поболтаем.
В Париже я проездом. Завтра лечу дальше. В Принстон. Работаю там над серьезным проектом. В Штаты я всегда летаю через Париж.
А я и не знал, что Блажей твой брат. Ваша фамилия так популярна, что мне даже в голову не приходило. Ты никогда о нем не рассказывал. Блажея я знаю по его статьям. Мир такой маленький!
Мне уже пора заканчивать. Напишу побольше из Мюнхена. Рад, что ты меня нашел.
Ты счастлив у себя в горах?
Будь здоров.
Я куб.
P. S. Не могу передать привета ни жене, ни детям. Может, когда-нибудь…
P. P. S. Пиши мне на ящик в институт. Я хочу читать твои мейлы не только в Париже!
***
С их «первого» сентябрьского дня она бывала в «своей конюшне» практически каждый вечер. И лишь однажды исчезла на несколько дней. И тогда Марцин ощутил, как пустеет его жизнь.
Он не знал, почему она исчезла. Произошло это примерно через три недели после телефонного разговора и их «первого свидания». Сперва вечером они долго разговаривали. Потом, когда она, как обычно, вернулась домой, он остался в кабинете и написал ей мейл. В тот день была годовщина смерти его отца. И он подумал, что это самый подходящий день, чтобы рассказать о нем. Тогда же он написал о матери и ее болезни. Об их близости, о том, с каким смирением она принимала свою неподвижность, о том, как он подстроил свою жизнь под жизнь инвалида в кресле-каталке, о радостных совместных вечерах с мамой, о ненужной и порой раздражающей его благодарности братьев «за то, что он от имени их всех полностью посвятил себя маме». В этом же мейле – он долго сомневался, подходящий ли это момент и не оскорбится ли она, – он написал: