Особенно,... 
70 
Потом он с нежностью взглянул на спящего сына.
— Хани больна, сынок, и тебе, наверное, кажется, что все про тебя забыли, — едва слышно молвил он, поправляя одеяло мальчика и целуя его.
Вернувшись в кухню, Люк вымыл посуду, снял сапоги и перетащил большое кресло в спальню Хани. Его ждала долгая ночь.
Маккензи уселся в кресло и вытащил из кармана свернутый конверт. Он думал о письме целый день, а сейчас посмотрел на него и перевел взгляд на девушку.
Не находя себе места, Люк вскочил на ноги и взял в руки книгу, лежащую на ночном столике. «Джен Эйр». Улыбнувшись, шериф покачал головой — похоже, Хани любила все книги Абигайль Фентон, ведь она читала каждую свободную минуту. Читала сама, читала Джошу, и мальчик, несомненно, получал от этого большую пользу.
Сам Люк вырос на ранчо, и у него не оставалось времени на книги. Мать обучала сыновей с помощью старого Вебстерского словаря, но, несмотря на это, и Люк, и Флинт остались равнодушными к чтению. Один Клив читал все, что попадалось ему под руку, включая Библию, которую он прочел от корки до корки. На лице шерифа мелькнула улыбка при воспоминании о том, как была довольна их мать, узнав, что хоть один из сыновей обратился к Святой книге. Маккензи подумал, что полюбил чтение только во время войны. Ему попадалось много книг, и они помогали скоротать время между сражениями.
Люк отложил книгу в сторону и взглянул на коробку с книгами, стоявшую в углу комнаты. «Может, стоит сделать для них шкаф?» — подумал он, но, поразившись нелепости собственной мысли, отогнал ее от себя и посмотрел на девушку. О чем он волнуется? Ведь она скоро покинет Стоктон!
Маккензи посмотрел на куски клетчатой ткани, сваленные возле коробки с книгами. Люк взял один из них — занавеска была уже готова. Он усмехнулся — хоть раз Хани довела до конца начатое. Стало быть, он должен смастерить карнизы и непременно займется этим завтра.
Люк вернулся к кровати и сел на краешек. Лоб Хани все еще пылал от жара. Маккензи смочил полотенце в холодной воде и обтер лоб и щеки девушки. Ее милое лицо зарделось от жара. Шериф взял ее пальцы и слегка погладил их.
— Прости меня за то, что с тобой случилось, сойка, — прошептал он. — Не стоило тебе приезжать сюда.
Потом Люк пододвинул кресло поближе к кровати, сел в него и положил на кровать ноги, но, вспомнив указания Дуга, вытащил часы и проверил время. Лекарство следует дать в час ночи. Люк не отрываясь смотрел на девушку, пока тяжелый сон не смежил его веки.
Он проснулся, услышав невнятное бормотание Хани.
— Что вы делаете? Уйдите от меня, дядя! — вскрикнула она.
Люк потрогал ее лоб: жар явно усиливался. Он взглянул на часы и с ужасом вспомнил, что не дал девушке лекарство в час ночи.
— Не трогайте меня! Уходите, дядя Джордж! Оставьте меня! — стонала Хани, размахивая руками.
Маккензи намочил полотенце и положил его ей на лоб.
Внезапно Хани заплакала:
— Папочка, пожалуйста, не пей больше. Ты же обещал, что не будешь больше пить. Пожалуйста, папочка… — Из ее глаз ручьем катились слезы, и Люк вытирал их.
Девушку бил озноб. Маккензи поплотнее укутал ее в одеяло и взял за руку. Хани казалась такой маленькой и беспомощной.
— Не плачь, моя сойка, — ласково проговорил он, убирая волосы с влажного лба.
Казалось, девушка успокоилась. Люк вернулся в свое кресло, но едва присел, как Хани вновь закричала:
— Ты привез меня сюда… Сам этого хотел… Ничего не выйдет… Нельзя доверять… — Это были те самые слова, которые она говорила ему во время очередной ссоры.
Люк почувствовал себя виноватым.
— Как глупо… — продолжала девушка. — И все так просто… Ненавижу тебя… Ненавижу тебя, Люк…
Каждое ее слово будто кинжалом пронзало сердце Маккензи. Сжав руки Хани в своих, он уткнулся в них лбом, упершись локтями в край кровати.
— Прости меня, сойка, — прошептал он. — Прости, пожалуйста, за то, что я причинил тебе страдания.
— Я люблю тебя, мама… Никогда не забуду тебя… — продолжала причитать девушка.
Ее состояние ухудшалось с каждой минутой, и шериф уже в страхе собрался бежать за доктором Нельсоном, как вспомнил предупреждение Дуга о том, что ночью, вероятно, наступит кризис. Люк решил подождать еще немного.
Наконец пришло время давать жаропонижающее. Лекарство подействовало — Хани перестала бредить, но ее сотрясали жестокие приступы лихорадки. Маккензи без устали вытирал ей лоб и губы влажным полотенцем.
70 
