Бет густо покраснела.
— Да, конечно, именно так он и поступил.
С момента их поспешного заключения брака, Бет все время находилась рядом с Йеном, за исключением того времени, когда он расхаживал по вагону и по палубе, и вездесущий Керри, должно быть, по пути послал телеграмму с какой-то станции. Вот еще мелочи, о которых Йен мог не беспокоиться. Под внимательным взглядом Йена приказчик торговца упаковал чашу. Йен сказал, что человек, занимающийся его делами, скоро привезет деньги, и торговец поклонился.
— Конечно, милорд. Примите поздравления, миледи.
Приказчик придержал дверь, чтобы они вышли, но не усели они сделать и пару шагов, как прямо перед ними из кареты вылез Линдон Мейтер. Красивый блондин застыл на месте, и его лицо приобрело какой-то странный зеленый оттенок.
Бет держала руку на локте Йена, и он рывком привлек ее себе.
Мейтер горящими глазами смотрел на сверток в руках Йена.
— Проклятие, это не моя ли у вас чаша?
— Цена была бы слишком высока для вас, — ответил Йен.
У Мейтера отвисла челюсть. Он уставился на Бет, которой так хотелось нырнуть в тесноту наемного экипажа и сбежать. Но вместо этого она вздернула подбородок и не шевельнулась.
— Миссис Экерли, — произнес Мейтер, — вспомните о своей репутации. Люди могут подумать, что вы его любовница.
Под людьми Мейтер подразумевал себя самого.
Бет не успела ответить, как Йен спокойно произнес:
— Бет — моя жена.
— Нет! — Мейтер побагровел. — Ах, ты негодяй! Я засужу вас обоих. Нарушение брачного контракта и все подобное.
Бет представила унижение в суде, адвокатов, копающихся в ее прошлом; разоблачение этого ужасного мезальянса, а вторым был ее брак с Йеном.
— Вы приехали, чтобы продать.
Йен перебил Мейтера.
— А? — Мейтер сжал кулаки. — Что вы имеете в виду?
— Хозяин лавочки сказал, что он ожидает не только, что чашу доставят, но и заберут ее. Вы хотели обменять вашу вещь на эту.
— Ну и что? Это все принадлежит коллекционеру.
— Дайте посмотреть.
Волнение Мейтера было почти смешным. Он несколько раз открывал и закрывал рот, но Бет видела, как жадность и отчаяние сменяют негодование. Мейтер щелкнул пальцами, и его слуга принес из кареты саквояж.
Йен кивнул в сторону лавочки. И они все вошли внутрь.
Хозяина удивило их возвращение, но он велел приказчику принести еще один мешочек из черного бархата, а Мейтер раскрыл свой саквояж.
Его чаша была совсем другая, с красными цветами камелии на внешней стороне. И на ней не было никаких повреждений, и глазурь сияла в свете лампы.
Йен поднял ее и рассматривал так же внимательно, как и первую.
— Эта стоит двенадцать сотен, — объявил он.
Рот Мейтера округлился в букву «О».
— Да, — поспешно забормотал он. — Конечно, стоит.
Бет судорожно сглотнула. Если она правильно поняла, Мейтер собирался обменять чашу, стоившую двенадцать сотен гиней, на чашу, стоившую шесть сотен. Неудивительно, что Йен насмехался над ним. То, что оценка Йена была правильной, Бет не сомневалась.
— Я покупаю ее у вас, — сказал Йен и кивнул торговцу: — Вы произведете продажу?
— Йен, — прошептала Бет. — Разве это не огромная сумма?
Йен не ответил. Бет сжала губы и смотрела, как Йен хладнокровно совершает сделку в двенадцать сотен гиней плюс еще сто фунтов торговцу, который ничего не сделал, а только стоял рядом. Бет так долго жила, соблюдая экономию, что человек, не знающий, что такое экономия, вызывал у нее дрожь. А у Йена даже пот не выступил.
Вспотел Мейтер, когда сжал в руке вексель Йена. Не было сомнения, что он тотчас же бросится в банк.
Йен вышел из лавки, не попрощавшись с Мейтером, и помог Бет сесть в карету. Керри передал ему оба свертка с хитрой усмешкой на лице.
— Вот ведь какое приключение, — сказала Бет. — Ты только что отдал двенадцать сотен фунтов Линдону Мейтеру.
— Я хотел эту чашу.
— Но откуда тебе было известно, что чаша там? Или о том, что Мейтер привезет другую? Ты пробыл несколько недель в Париже.
Йен выглянул в окно.
— У меня есть в Лондоне человек, который отыскивает для меня то, что мне нужно. В тот вечер, когда мы были в казино, он прислал мне сообщение, что есть такая чаша, на которую положил глаз Мейтер.
Бет с изумлением смотрела на него, чувствуя, что ее жизнь несется дальше независимо от нее.
— Так, значит, ты все равно на следующее утро уехал бы из Парижа, женившись на мне или не женившись.