Два могучих варяга втолкнули в комнату босоногого пленника, с заведёнными за спину и там связанными руками. Бросили на колени перед князем.
Гудмунд сделал знак, чтобы воины вышли, ибо ничего боле от них не требовалось.
– Княгиня! Знаешь ли сего юношу? – спросил Олег, не оборачиваясь.
Пленник был облачён в длинную льняную рубаху, расшитую, как это принято у корелы. Ворот разодран, но на шее осталась нетронутой обережная лента, поблёскивающая драгоценными пластинками. Когда вязали – снять не посмели, знали, что внутри, под тканью, зашита береста с сильными словами. И кто ту ленту сорвёт, может нехорошей смертью помереть.
– Нет, он мне неведом, – отозвалась Риона, даже не взглянув в сторону пленника.
– А тебе, – обратился Олег к узнику, – ведома ль княгиня?
Тот посмотрел на князя пустыми, бесцветными глазами, но ничего не ответил.
– Гляди-ка, язык прикусил, – усмехнулся Гудмунд. – А у катов такой руганью сыпал, что и у них уши завяли. Речь нашу он разумеет. Прикидывается.
– Так у меня есть чем ему развязать язык, – молвил Олег и повернулся к волхву.
Мизгирь уже держал в руках тряпицу, он тут же начал разворачивать её и извлёк на свет нож в длинном тёмном берестяном чехле. Рукоять, как видно, была дорогая, костяная.
– Знакомая вещица?
Юноша зло посмотрел на мучителей, но снова промолчал.
– Делай своё дело, волхв, – вздохнул Олег.
Риона вскрикнула.
– Боже Всевышний! Прости ему грехи… – запричитала она.
Силкисив осталась невозмутима, хотя даже измождённое лицо пленника показалось ей знакомым. Но она объяснила это для себя тем, что многие иноплеменные вожди нет-нет да стекались к Рюрикову двору. Вдруг и этот был среди какого посольства. «Надо будет мужу сказать», – решила Силкисив.
Мизгирь в два шага очутился возле пленника, сверкнул клинок. А когда отпрянул, все углядели, что через плечо узника пролегла длинная кровавая полоса.
– Проклятый старик! – взвыл юноша и постарался зубами достать волхва, но тот быстро отдалился, и пленник повалился на пол. Извернулся, приподнялся на колено. Но вскочить не успел.
Гудмунд был проворнее, он оказался за спиной врага и ухватил силящегося подняться пленника за волосы, рванул вниз и обнажил горло, хоть режь под кадык.
– Погоди, – Олег поднял длань. – Ему и так недолго осталось. Если за ум не возьмётся.
– Как так? – не понял Гудмунд, всё ещё удерживая пленника за гриву волос.
– Он знает, – князь указал на пленного и поднялся со своего места.
Мизгирь протянул Олегу уже зачехлённый нож. Князь шагнул к преступнику.
– Не мучай его! Лучше сразу убей! – воскликнула Риона на известном им наречии, вскочила, шагнула к мужу, но потупилась, едва встретила полный ненависти взгляд Силкисив.
– И ты, стало быть, ведаешь? – обратился князь к старшей жене.
– Ведаю, что ты очень жесток! В чём ты винишь этого юношу?! Что тебе сделала я?!!
Мизгирь непонимающе смотрел на северян, эту речь он не разумел. Олег, заметив его растерянность, пояснил по-словенски:
– Жалеет. Ещё молится своему распятому богу. Просит, чтобы я избавил убийцу Рюрика от страданий. Как считаешь, волхв, знает ли княгиня, каковы будут эти страдания?!
– Знаешь ведь! Она знает! – сквозь зубы прошипела Силкисив и сжала кулачки.
Мизгирь пристально глянул на заплаканную Риону, обошёл с одной стороны, с другой, повёл рукою в воздухе, сдунул считанное с ладони в сторону:
– Нет, княже! Не желала она тебе участи верховного короля Рюрика. Не из зависти к покойной королеве Едвинде… Она в смерти оных неповинна. Чиста эта женщина, – наконец проговорил волхв. – Если что и замышляла, не злодеяние.
Риона закрыла глаза и бессильно опустилась на скамью.
– Добро, – сказал князь.
– С этим что делать? – осведомился у брата Гудмунд.
– Отпусти, я буду говорить, – вдруг вымолвил пленник.
– Давно бы так, – усмехнулся Олег. – И коли поторопишься, наш волхв даст тебе противоядие. Проблюёшься, но завтра будешь как новенький…
Гудмунд разжал пятерню, но оставался за спиною узника.
– Ты спрашивал, князь, знаю ли твою княгиню? Вижу в первый раз. И доселе не знал, что две жены у тебя.
– А не брешешь?
– Зачем мне? Стоя одной ногой в могильнике, лжи не изрекают.
– Говори тогда, мы послушаем, – пригласил Олег, возвращаясь на княжье место.
– Вели своему знахарю дать, что обещал, коли не совру. Негоже мне, Арбуеву сыну, под себя при всём народе ходить и желчь в землю нашу святую изливать!