.
Очередная сказка о Золушке 
135 
– Тоска! Что ж, пойду к себе в номер, может быть, удастся поспать…
– Тебе вовсе не обязательно рассказывать мне о том, чем ты будешь заниматься. Достаточно просто быть на месте. И все.
– Тогда увидимся здесь вечером. Не затруднит? – Она бросила на стол купюру и поднялась. – Кстати, мы живем на одном этаже.
Она уходила, а толстяки и клиенты смотрели ей вслед. Я почему-то вспомнила о том, что лисы всегда держат себя в форме и никогда не наедаются до отвала, даже если у них есть такая возможность. Вот и сытая Ека двигалась не как набитая до отвала едой тетка, а как полуголодная лисица.«Странное заведение эта «Белла Венеция» вместе с «Альбертой», – думала я спустя полчаса, возвращаясь к себе в комнату. Если бы не первоклассная кухня толстяков, я первая написала бы письмо в муниципалитет Местре с жалобой на антисанитарию и полное отсутствие этики. Да еще и магнитный ключ никак не срабатывает, дверь не открывается…
Из соседнего со мной номера выскользнула изящная тень, повела по сторонам длинноволосой головой и, наткнувшись на меня взглядом, превратилась в Луиджи. Луиджи был явно смущен нашей встречей и смотрел опасливо, словно олененок, случайно вышедший на поляну к юным натуралистам.
«Расслабься, Луиджи, – подумала я. – Мне нет никакого дела до твоих половых злодеяний, даже если ты вышел из комнаты Еки. А быстро, однако, управились!»
– Позвольте, я помогу вам с ключом, – любезно предложил Луиджи, сверкая треугольными глазами.
Он одним махом открыл дверь, и меня вдруг с головой накрыло духом одиночества.
Как хорошо, что завтра все решится!Глава тридцатая, и последняя,
в которой будут приготовлены и съедены все блюда
Ресторан держат четыре брата. Толстые, словно баки в советских столовых. У «баков» по чистой случайности выросли ноги, и они производят столько шума, что лично я никогда не решилась бы завтракать, обедать и ужинать в их ресторане, если бы не одно «но». Это «но» звучит так: здесь восхитительная кухня!
Я пытаюсь представить себе женщину, произведшую на свет этих четырех небритых пупсов с явной алкогольной зависимостью. Должно быть, женщина ими очень гордится – а, вот же она! Выглядывает из дверей кухни, руки в боки! Мамма миа! Вот кто на самом деле держит ресторан и всех четырех братьев – в ежовых рукавицах!
Мамма полна до краев силой жизни и собственной правоты. Она в клетчатом фартуке и черной кофте с дерзким декольте. Она поднимает над головой ополовиненную бутыль с вином и кричит:
– Альфонсо!…Я переношусь на тридцать лет назад и вижу кудрявого карапуза, с виноватой мордочкой застывшего над кастрюлями. В одной кастрюле надо крутить ложкой, чтобы ризотто не пригорело, впитывая бульон. В другой кастрюльке готовится панакотта – карапузу строго наказано ложкой рисовать на дне восьмерки, причем делать это следует медленно, чтобы желатин растворился, а сливки – пер ин номе ди Дио! – не начали вдруг кипеть.
Карапузу плевать и на ризотто, и на панакотту – ему хочется с друзьями попинать мяч у старой церкви, но сегодня мать оставила кухню на сыновей. Она все время говорит, что разрывается на части, что живет на износ, что сил у нее осталось только дойти до могилы, – и делает при этом такой страшный вжик ладонью под горло, что у карапуза Альфонсо холодеет в животе.
Отец умер, когда младшему, Джанлуке, исполнилось три месяца, санта Аннунциата… В одиночку тянуть четырех пацанов и старую тратторию в Местре – мамма миа, вы считаете, что это вам тяжело приходится?
Аннунциата готовит целыми днями, чтобы в траттории был народ, чтобы были деньги, и ей нужны помощники: Альфонсо колдует над ризотто, Марио лепит равиоли, даже маленький Джанлука помогает – таскает тарелки из зала на кухню. Массимо получил длинный фартук официанта, он работает по-настоящему, как взрослый.
Альфонсо мечтает… Кухню заполняет едкий чад сгоревшего риса, а сливки возмущенно кипят…
– Альфонсо! – кричит разгневанная Аннунциата, открывая дверь на кухню. Карапуз поднимает на нее черные, полные горьких слез глаза……Синьора Аннунциата сует бутылку под нос взрослому сыну и потом устало лепит ему ладонью по затылку. Что с него взять? Обуза, но любимая. Аннунциата ловит мой любопытный взгляд и тут же отзывается гордой улыбкой. Четверо сыновей – и все такие толстяшки!
– Сколько нам еще здесь сидеть? – некстати спрашивает Геня и рвет в мелкие клочья бумажную салфетку с красно-бело-зеленым триколором.
135 
