Особенно,... 
49 
День был пасмурный, на горизонте мрачно погрохатывал гром, но море было тихим и прозрачным, ему хватало собственного света. Мы доплыли до маяка Пантеларии, потом плыли еще метров сто вправо, а там ушли под воду — нам казалось, что именно в этом месте в начале лета мы с отцом видели оставшиеся от войны торпеды. И они оказались там: шесть штук, выкрашенные в солнечно-желтый цвет, с сохранившимися номерами серии, лежали на вулканическом дне в таком строгом порядке, который не мог быть случайным. Потом мы поплавали вокруг маяка, надеясь найти затонувший город, о котором нам столько и с таким восторгом рассказывала Фульвия Фламиния, но города мы не нашли. Часа через два, убедившись, что больше не осталось нераскрытых тайн, мы, с последним глотком кислорода, поднялись на поверхность.
Пока мы плавали, собралась летняя гроза, море взволновалось, и туча хищных птиц с плотоядными криками носилась над выброшенной на берег мертвой рыбой. Дневной свет, похоже, угасал, и жизнь была хороша без сеньоры Форбес. Но когда, поднявшись по скальной лестнице, мы увидели у дверей нашего дома толпу и полицейские машины, до нас в первый раз дошло, что мы натворили. Брат хотел повернуть обратно, его трясло.
— Я не пойду в дом, — сказал он.
У меня же, наоборот, было смутное ощущение, что если мы посмотрим на труп, то окажемся вне подозрений.
— Ну-ка успокойся, — сказал я ему. — Дыши глубже и думай только одно: мы ничего не знаем.
Никто не обратил на нас внимания. Мы оставили у двери кислородные баллоны, маски и ласты и прошли боковой галереей, где двое мужчин курили, сидя на полу возле носилок. И тогда мы заметили санитарную машину у черного хода и нескольких военных с винтовками. В гостиной женщины из соседних домов, сидя на выставленных вдоль стен стульях, молились на сицилийском диалекте, а их мужья толпились во дворике и разговаривали о чем-то, не имеющем никакого отношения к смерти. Я изо всех сил сжал руку брата, твердую и холодную, и с черного хода мы вошли в дом. Дверь в нашу спальню стояла открытой, и в спальне все было так, как мы оставили утром. Возле спальни сеньоры Форбес, расположенной рядом с нашей, маячил, охраняя вход, вооруженный карабинер, но сама дверь была открыта. Мы с замирающим сердцем заглянули внутрь, и в тот же миг из кухни молнией метнулась к нам Фульвия Фламиния и с криком ужаса захлопнула дверь:
— Ради Бога, figlioli[17], не смотрите!
Но было поздно. Никогда уже, до конца жизни, не забыть нам того, что мы увидели в тот краткий миг. Двое мужчин в гражданском измеряли сантиметром расстояние от кровати до стены, а еще один щелкал фотоаппаратом с черной накидкой, точь-в-точь таким, какими пользуются фотографы в парках. На разворошенной постели сеньоры Форбес не было. Она валялась на полу, на боку, обнаженная, в луже засохшей крови, окрасившей весь пол в комнате, вся исколотая кинжалом. На теле оказалось двадцать семь смертельных ран, таких жестоких, что было ясно: нанесены они в бешеной ярости неутоленной любви, и сеньора Форбес приняла их с такой же страстью, не закричав и не заплакав, декламируя Шиллера прекрасным солдатским голосом и отчетливо сознавая, что это — неизбежная плата за ее счастливое лето.
Свет — все равно что вода
На Рождество дети снова стали просить лодку с веслами.
— Хорошо, — сказал папа, — купим, когда вернемся в Картахену.
Девятилетний Тото и семилетний Хоэл были настроены более решительно, чем думали родители.
— Нет, — возразили они хором. — Она нам нужна сейчас и здесь.
— Во-первых, — сказала мать, — единственные судоходные воды здесь — те, что из-под крана.
Они с мужем были правы. Дома у них, в Картахена-де-Индиас, прямо во дворе был выходивший на бухту мол и причал для двух больших яхт. А здесь, в Мадриде, они жили тесно, на пятом этаже дома номер 47 по проспекту Кастельяна. Но в конце концов, ни он, ни она не могли отказать, потому что пообещали детям лодку с веслами, секстантом и компасом, если они окончат с наградой третий класс начальной школы. И потому папа купил все это, ничего не сказав жене, которая не очень любила, проиграв, платить по счетам. Лодка была красивая, алюминиевая, с золотой полосой по ватерлинии.
— Лодка — в гараже, — раскрыл секрет папа за обедом. — Беда в том, что сюда ее не втащишь ни на лифте, ни по лестнице, а в гараже ей не место.
Однако в первую же субботу, под вечер, дети позвали своих одноклассников, втащили ее по лестнице и запихнули в подсобную комнату.
49 
