— И что? При чем здесь Крейн? Он тоже происходит из древнего рода…
— Ему восемьдесят лет, — резко заявил Гарри. — Его время ушло. Он считает, что Ливерпуль — осел, а Каслрей — всего лишь нахальный сельский юрист. Когда я сказал, что убийство Ливерпуля повергло бы страну в пучину беспорядков, он ответил, что Англия способна пережить все. Мне кажется, он надеется увидеть революцию, удалить из власти всех консерваторов, чтобы их сменили молодые нахрапистые радикалы.
— Ты должен обо всем рассказать Стаффорду, — взволнованно сказала Анжелика. — Ведь это он приказал нам защищать человека, которого ты обвиняешь.
— Стаффорд не охранял этих людей. — Гарри сжал кулаки от гнева. — Он наблюдал за ними, вернее, по его указке мы наблюдали за ними! — Гарри схватил Анжелику за руки. — Он располагал сетью агентов, тайно следивших за этими людьми. Мы ни во что не должны были вмешиваться, так? Нам запрещалось обнаруживать свое присутствие, даже если тем, кого мы охраняли, грозила смерть. Тебя никогда не интересовало, почему Стаффорд настаивал на этом?
— Шеф ни разу не опускался до, объяснений. Гарри, ты выдумываешь, усложняешь…
— Послушай меня. Стаффорд и Фиппс подозревали, что кто-то сливает информацию радикалам, тот, кто знаком с внутренней работой правительства. По каким-то причинам, мне неизвестным, они остановились на Бетуэлле, Донкастере и Крейне как на наиболее вероятных кандидатах в предатели. Вспомни о тех отчетах, которые мы составляли о каждом их шаге. Стаффорд просто не мог вычислить, кто из них «крот», и направил нас собирать для него информацию, пока они с Фиппсом сидят на Боу-стрит и как пауки плетут свои сети.
— Почему ты не рассказал мне об этом раньше? — сердито спросила Анжелика. — Сам Стаффорд с тобой откровенничал?
— По правде, говоря, он больше ругался. Но мне, конечно, следовало сказать тебе. А если быть честным до конца, то на эту мысль меня натолкнул другой агент. Чтобы прояснить мои догадки, я встретился со Стаффордом, и он не стал ничего отрицать. Если ты по-прежнему мне не веришь, дело твое, но Крейн может опередить нас. Приказано, чтобы письмо, которое я писал для него утром, ушло сегодня. Понимаешь? Именно сегодня надо срезать все лилии. Он не позволил мне, как обычно, заняться доставкой письма, сказал, что Джаспер сделает это. Возможно, он решил, что с графом пора кончать.
Его собеседница долгое время оставалась без движения, не сводя глаз с Гарри.
— Если ты ошибаешься… — медленно произнесла она.
— Тогда я буду самым большим дураком. А что, если я прав?
Анжелика поджала губы и помолчала минутку.
— Ладно, я доложу Стаффорду о твоих подозрениях, потому что ничего по-настоящему убедительного я не услышала. Но почему бы тебе, не пойти вместе со мной и не объяснить все самому?
— Я иду к Донкастеру, чтобы поднять по тревоге Брандона. Сразу после этого примчусь на Боу-стрит.
— Смотри, не ошибись, — предупредительным тоном начала Анжелика, отходя от двери.
— Анжелика, я должен идти. — Гарри проскользнул мимо нее и шагнул на лестницу.
Она последовала за ним.
— Ты хочешь пойти туда из-за нее. Гарри, подумай, подожди, пока вернется Йен. Он повел лошадей к кузнецу…
Гарри уже спустился по лестнице и взялся за ручку двери. Но, услышав голос Анжелики, на секунду задержался.
— Если ты считаешь, что я иду туда из-за Марии, неужели ты думаешь, что я стану ждать, пока вернется Йен?
— Что ты собираешься делать?
— Все, что нужно. А теперь я пошел. Медлить нельзя. — Он схватил свой камзол, висевший у двери, сунул в карман пистолет и исчез, прежде чем Анжелика успела что-то сказать.
Гарри ушел так быстро, как только мог, и все равно ему казалось, что он словно вязнет в песке. Он был убежден в своей правоте, хотя вряд ли мог логически все объяснить, расставить по полочкам. Однако это не будет иметь никакого значения, если ему не удастся спасти Марию и ее семью. Поразительная ирония судьбы: все это время он писал письма для Крейна, эти бесконечные садоводческие послания, невольно рассылая собственной рукой указания радикалам от их высокого покровителя. Его уже нисколько не удивило бы, если б в инструкциях, касающихся растений и садов, содержались подробные сведения. И все же Гарри допускал возможность ошибки. Он признавал, что срезание лилий — слишком слабое основание для обвинения кого-то в преднамеренном убийстве и подстрекательстве к беспорядкам. Но уж лучше он поплатится потом за свою ошибку, чем произойдет нечто непоправимое.