Пенелопа подняла взгляд на мужа.
– Ты ей небезразличен. Очень даже небезразличен.
– Она мне благодарна, – поправил ее Деймиен и поцеловал волосы Пенелопы, слегка оцарапав губы о бриллианты. – Она лишилась бы ума, я спас ее, и она это понимает.
– Ты очень добрый.
– Отчасти добрый, отчасти беспощадный. Я отлично видел, каким полезным инструментом она станет.
Пенелопа поцеловала его возле уха.
– Что бы ты ни говорил, но ты вовсе не чудовище.
Деймиен обнял ее второй рукой, купаясь в ее тепле и аромате духов.
– А теперь, когда я рассказал тебе все, – начал Деймиен, – ты по-прежнему хочешь, чтобы я показал тебе, как нвенгары иногда ведут себя в постели?
Пенелопа бросила на него взгляд из-под ресниц. Ее щеки вспыхнули.
– Да.
Деймиен ощутил, как в паху разливается жгучая тяжесть.
– Я рад, что ты так ответила.
– Но я действительно хочу знать. – Пенелопа вздернула подбородок, хотя в ее глазах плескалась тревога. – Не хочу, чтобы ты сбежал к нвенгарскои женщине лишь потому, что я не могу на что-то решиться.
Деймиен повернул ее лицо к себе и провел пальцем по щеке.
– Эх, Пенелопа, то, чему я должен тебя научить, займет не один год. Но если понадобится, у меня хватит терпения на ежедневные уроки.
Румянец Пенелопы стал багровым.
– В моей стране мужчина не заставляет жену делать слишком откровенные вещи, он выплескивает свою чувственность на любовниц.
Деймиен ощутил мгновенную неприязнь к английским мужьям.
– Приятно, что я родом из другой страны.
Он коснулся губами щеки Пенелопы. Она жадно припала к его губам, но Деймиен отстранился. Пенелопа бросила на него разочарованный взгляд.
– Мы будем двигаться медленно, – проговорил он. – Но можешь не волноваться, я всему тебя научу.
– Я сама не знаю, чего хочу. – Она коснулась выреза его рубашки. – Я хочу тебя.
– Пенелопа, ты играешь с огнем.
Она так на него посмотрела, что Деймиен понял: ей все равно.
– Черт возьми! – Он встал, взял ее за руки и тоже заставил подняться. – Только сначала все реши. Я не хочу тебя пугать.
Пенелопа смело посмотрела ему в глаза, хотя пальчики у нее чуть заметно дрожали.
– Я решила.
Деймиен взял в ладони ее лицо и со страстью поцеловал, потом опустил руки и сказал:
– Подожди.
В прихожей Петри занимался тем, что откалывал от мундира и надраивал каждую из многочисленных медалей Деймиена. Не все медали Деймиен заслужил сам. Десять из них он унаследовал от отца, шесть были ему вручены просто потому, что он вернулся в Нвенгарию и стал принцем-императором. А теперь, когда он вернется домой с Пенелопой, его мундир отяжелеет настолько, что едва ли его можно будет носить.
Деймиен распорядился по-нвенгарски:
– Никого не впускай. Ты понял? Никого!
– Отлично понял, сир. – Глаза Петри блеснули. – А если дворец загорится?
Деймиен поразмыслил.
– Только если будет опасность для этих покоев.
– Да, сир.
– Спокойной ночи, Петри.
– Доброй ночи, сир, – ухмыльнулся Петри и вернулся к своей работе, повернув прежде ключ во входной двери.
Взволнованная и настороженная Пенелопа стояла на том же месте в спальне, где ее оставил Деймиен. Он подошел, развернул ее от себя и сказал:
– Я побуду горничной и раздену тебя.
– Хиллиард разворчится, – дрожащим голосом заметила Пенелопа.
– Я компенсирую ей неудобства. – Он ловко развязал шелковые ленты лифа, потом поочередно расстегнул маленькие пряжки, которые его удерживали. Рукава платья, невесомые клочки шелка, сползли с ее плеч и упали.
Деймиен воспользовался случаем и провел пальцем по линии ее лопаток. Кожа у Пенелопы была горячей, слегка влажной и подрагивала там, где он до нее дотрагивался.
«Я ее не заслужил, – думал Деймиен, касаясь спины языком, – но, видит Бог, я так ее хочу!»
Он расстегнул крючки на поясе. Теперь платье почти не держалось. Деймиен спустил его сначала до талии, потом до бедер и ног. Пенелопа тут же схватилась за свой наряд.
– Нельзя бросать его на пол, оно слишком дорогое.
– Ты – нвенгарская принцесса, ты можешь заказать их хоть дюжину.
– Я не сумею завоевать твой народ, если буду швыряться деньгами.
Деймиен шутливо склонил голову, отдавая должное ее мудрости.
– Возможно, ты и права, дорогая. Переступи.
Пенелопа сделала шаг затянутыми в шелк ступнями. Деймиен с притворной аккуратностью поднял платье, отнес его на длинную кушетку в противоположном конце комнаты и, обернувшись, спросил: