Весной 1867 года северные и южные чейинцы собрались вместе, чтобы предпринять военный поход против белых. По пути они совершали набеги на их поселения, разрушая дома и терроризируя жителей.
Когда по следам индейцев из фортов пустили конницу, племена разделились на две группы. В июне северные чейинцы пошли на север от Арканзаса, чтобы совершить набеги и произвести разрушения. Черный Котел и Пантера повели своих людей на юг. Они направлялись на территорию Техаса, к тому месту, которое белые называют Сладкой Водой, но индейцы называют его Горькой Водой. Они разбили лагерь у северного притока Красной реки. Здесь они основали свою базу и совершали набеги на Северный Техас, Колорадо и Канзас, неистовствуя вдоль реки Арканзас с юга. Сговорившись между собой, северные и южные чейинцы все лето держали территорию в страхе, нагоняя ужас на местных жителей.
Солдаты не беспокоили дальние южные районы, поэтому здесь чейинские женщины племени Черного Котла спокойно занимались выращиванием зерновых. Все лето они лелеяли свои насаждения и детей под жарким техасским солнцем.
В начале июля сыграли свадьбу Зимнего Медведя и Застенчивой Лани, которую все откладывали до более подходящего момента. В перерывах между набегами молодожены каждую свободную минуту старались побыть вместе. К концу лета Застенчивая Лань уже ждала первого ребенка.
Племена находились на Горькой Воде до октября, и у женщин было достаточно времени, чтобы собрать урожай. Время от времени между набегами мужчины охотились, но их трофеи и в сравнение не шли с той добычей, что они имели прошлым летом. Хотя погода стояла хорошая, зиму ждали суровую и голодную.
Лесной Охотник рос не по дням, а по часам. Это был спокойный, уравновешенный ребенок. Он постоянно улыбался и угукал. В то лето, несмотря на то, что он был еще совсем маленьким, Таня научала его плавать в мелких водах реки. Казалось, что его развитие было очень ранним. Он начал сидеть в пять месяцев, и в это же время у него порезались два жемчужных передних зуба. В шесть месяцев он начал лепетать первые слова. Он не звал ни мать, ни отца, он звал Кит и Кэта. К середине сентября он уже во все влезал. Таня следила за тем, чтобы все острые предметы были убраны с шестов и со стен и чтобы он ни до чего опасного не смог дотянуться.
Все, что хватали его маленькие, пухленькие ручки, тут же оказывалось у него во рту. Хвосты детенышей пантеры не были исключением. Он был спокойным только тогда, когда спал, и Таня часами стояла на коленях и смотрела на его ангельское личико с пухленькими, розовыми щечками и маленьким, красиво изогнутым ртом. Проснувшись, он часами играл своими деревянными игрушками, его золотые глазки сверкали от восхищения.
В то лето Пантера очень часто уходил, и Охотник был для Тани самым большим утешением. Его никогда не обделяли вниманием, но это его совсем не портило. Черный Котел и Женщина Будущего обожали внука. Застенчивая Лань и Утиная Походка всегда изъявляли желание на несколько часов забрать его из рук Тани. Мелисса была для него второй мамой. Чувствуя огромную любовь со стороны окружающих, он отвечал им такой же любовью, но когда Пантера возвращался домой, он предпочитал отца всем остальным.
Было беспокойное лето. Мужчины постоянно отсутствовали, и Таня обожала то время, когда Пантера находился дома. Его всегда упругие, хорошей формы мышцы стали сейчас еще сильнее. Он похудел оттого, что зачастую не имел возможности поесть как следует, и всегда находился в движении. На солнце его кожа еще больше потемнела.
Ночами, лежа между его упругих бедер, Таня восполняла украденное у них время. Теперь у них была потребность друг у друге, но их жизнь постоянно была под угрозой. Каждый раз, когда он от нее уезжал, она боялась, что он не вернется.
— Я знаю, что ты должен идти, — говорила она ему. — Но я не могу не беспокоиться о тебе.
— Я не могу обещать, что вернусь к тебе, если духи пожелают обратного, — отвечал он, нежно поглаживая ее волосы, — но мое сердце всегда с тобой.
Если Пантера был дома, то он с удовольствием проводил время с женой и сыном. Каждый раз, когда он возвращался, он находил Охотника еще больше подросшим и научившимся чему-то новому. Пантера, как любой другой отец, очень гордился достижениями сына.
Уходя из дому, Пантера видел одно и то же: Дикая Кошка кормит грудью его сына. Эту мысленную картину он уносил с собой. Каждый раз, когда он представлял себе маленькую черную голову, нежно устроившуюся возле Тани, розовые губки, жадно ищущие ее сосок, его сердце переполнялось любовью.