Особенно,... 
60 
Он снял очки, отбросил их в сторону и склонился к ней, губами почти касаясь ее щеки.
— Я ждал тебя, любовь моя, и ты совсем не тусклое создание. Ты красивая и желанная, особенно в этом наряде дня рождения, когда на тебе нет ничего, кроме улыбки и поцелуя солнца.
— Я бы предпочла твой поцелуй, — прошептала она, обнимая его за шею и привлекая к себе.
Их соединение под солнцем было диким, примитивным, неистовым. Страстная и грубая жажда пылающей плоти не нуждалась в прелюдиях. А потом они лежали рядом, часто и тяжело дыша и все еще переживая жгучую силу опалившей их страсти.
— Я умерла и вознеслась к небесам, — пробормотала Никки. — У меня нет костей. Ты все их расплавил.
Серебряный Шип сдержанно засмеялся.
— Надеюсь, нам все же удастся как-нибудь доползти до своего вигвама.
— Если дождаться темноты, то можно и нагишом ползти.
— Нет, я все-таки поищу в кустах свой килт, как ты это называешь.
— Интересно, а что он делает в кустах? Вот уж не думала, что ты его отпускаешь гулять так далеко
Он рассмеялся:
— Я бы не отпустил, да ты так быстро содрала его с меня и зашвырнула в кусты, что я и опомниться не успел, как на мне остался один ремешок.
— Не расстраивайся, — утешила она его, в глазах ее плясали чертики. — Я слышала, что это последний писк моды, говорят, на Ривьере в этом году отдыхающий народ щеголяет в одних ремешках, повязанных на талии.
Два дня спустя Серебряный Шип опять набрел на Никки, причем, когда она меньше всего ожидала этого. На этот раз она сидела на поляне, недалеко от деревни, под раскидистым старым дубом, и плакала. Встревоженный, он бросился к ней:
— Нейаки, что с тобой? Ты не заболела? Скажи, где у тебя болит?
Со склоненной головой, она замахала на него руками, причем смысла этого жеста он так и не понял. Все, что оставалось делать, это ждать, когда она объяснит причину плохого самочувствия. На щеках ее блестели влажные дорожки от слез, и должно было пройти какое-то время, когда она, наконец, подняла на него свои грустные глаза.
— Нет, я не заболела, — всхлипнув, заговорила она. — Ничего у меня не болит, кроме души… Просто немного затосковала по дому. Я ведь лишилась всей своей семьи.
Серебряный Шип опустился на землю рядом с ней и обнял ее, прижав к своему сердцу.
— Что ж, этого можно было ожидать, любовь моя.
— Да, но я не думала, что это будет так больно! — проговорила она, теснее прильнув к нему. — Я взрослая женщина, уже несколько лет жила своим домом, но сейчас вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которой ужасно захотелось скорее к мамочке и папочке! Как бы хорошо рассказать маме о тебе, о нашем беби. Мы бы пошли с ней по магазинам, где продается все детское, накупили бы пеленок и распашонок, всяких голубых одеялец и чепчиков. Они с папочкой так волновались бы. Папа наверняка накупил бы своему будущему внуку миниатюрных бейсбольных бит и абонемент на все игры Красных. Он бы часами, по колено в стружке, возился в своей мастерской, чтобы сделать скачущую лошадку и на Рождество подарить ее внуку.
А сейчас папа волнуется, его терзает вопрос, где я и почему не навестила их в родительский день. Почему не послала хотя бы открытку и не позвонила, если сама не смогла приехать. Не за горами Четвертое июля[31] и если пока они не предполагают ничего ужасного, то в этот день определенно запаникуют. В этот праздник ежегодно собирается все семейство — мои братья и их семьи, тетушки, дядюшки, двоюродные братья и сестры. Мы устраиваем на ферме у папочки грандиозный пикник. Каждый привозит с собой еду, а потом мы затеваем во дворе всякие игры — в крокет, волейбол или футбол. А как стемнеет, сидим у камина и распеваем патриотические песни — словом, с большой торжественностью отмечаем День независимости. Это было так восхитительно.
А в этот раз я не смогу присоединиться к общему веселью. Представляю себе, как переполошит их мое отсутствие. Им станет не до праздника. Скорее всего, они обратятся в полицию штата с заявлением о моей пропаже. Будет объявлен розыск. Допустим, они найдут мой автомобиль, припаркованный неподалеку от пещер. Обыщут все леса вокруг, все пещеры, допуская худшее, будут искать меня в реке, хотя не перестанут надеяться, что однажды я возвращусь живою и невредимою.
— О Торн! Все это для них станет сплошным кошмаром. Если бы существовала хоть какая-то возможность подать им весточку о себе, о том, что со мной все в порядке, успокоить их. Ты бы не мог, с твоими-то мистическими способностями, придумать что-нибудь, чтобы дать им знать? А может, тебе удастся послать меня домой, пусть на время, на несколько дней, чтобы я просто навестила их и все им объяснила, а потом ты вернул бы меня сюда.
60 
