Именно оно стало полигоном для отработки приемов пиара.
Вторая половина XIX века.
Тупая агитация в речах ораторов сменилась на более изощренную пропаганду.
Аттицизм в чистом виде сохраняется лишь в британской школе ораторского искусства, ярким представителем которого являлся лидер консервативной партии Дизраэли.
В континентальной Европе со времен Французской революции преобладает азианизм — с энергичной жестикуляцией и предельной эмоциональностью.
Единственной национальной школой претерпевающей серьезные по сравнению с Античностью стилевые изменения становится североамериканская школа ораторского искусства.
Система выборов в органы всех ветвей власти — от сельского старосты до президента страны — и острота предвыборных кампаний сформировала у населения США высокую требовательность к ораторским данным каждого из кандидатов, участвующих в выборах.
Американским модераторам приходилось учитывать разницу в восприятии выступлений подготовленных ими поплидеров различными электоральными группами: этническими (англо-саксы, ирландцы, евреи, итальянцы и пр.), конфессиональными (католики, сторонники протестантских сект, иудеи, православные, синтоисты и пр.) и социальными (с одной стороны необходимо привлечь на свою сторону основную часть электората — людей небогатых, а с другой стороны — денег на предвыборную кампанию можно достать, лишь заинтересовав в своей программе барыг).
Потребность угодить всем категориям избирателей, независимо от их интеллекта, уровня жизни, национальной и религиозной принадлежности, заставила штатовских модераторов создать новый — синтетический — стиль выступления.
В нем объединяются динамизм и эмоциональность азианизма с логикой и информативной насыщенностью аттизма. Плюс к этому — приемы, используемые протестантскими проповедниками.
Конец XIX — начало XX века — время бурного расцвета всех сфер человеческой деятельности. Особенно экономической.
Накопленные за Средневековье, Возрождение и Новое время нехилые бабки были предоставлены в распоряжение промышленности.
Растет объем вывоза капитала из экономически сильных стран в экономически слабые государства.
Свободной миграции капитала из одних стран в другие мешали политики, отстаивающие интересы национальной промышленности.
(Еще дока Наполеон I, пацаны, говорил, что промышленность более национальна, чем торговля.)
Но никто из политиков никогда не будет говорить своим избирателям, что его цель — ограбить соседние страны, скупить по дешевке их промышленность и недвижимость, захватить рынки и поработить тамошних аборигенов.
Пропаганда не терпит откровенности.
Для оправдания грабежа и насилия чужих народов более приемлемы, например, термины: "национальные интересы", "сфера влияния", "защита товаропроизводителей" и т. п.
Именно вопрос о так называемых "национальных интересах", которым всегда прикрывались финансово-промышленные интересы, стал главным лейтмотивом выступлений всех ведущих ораторов эпохи мировых войн.
Что представляли из себя G-модераторы того времени — это тема для толстенного конспирологического трактата.
А вот что же из себя представляли движимые ими марионетки — про это можно и сейчас порассказывать.
Приведу несколько ярких примеров таких личностей.
Лидер французских радикалов Жорж Клемансо был в 1870–1871 годах мэром одного из центральных районов Парижа. Он не рискнул стать на сторону Коммуны, спокойно наблюдая за ее агонией, но ораторский импульс революционных агитаторов придал ему уверенности в том, что путь в большую политику не так уж и сложен, если мастерски владеешь искусством разводить вшивую голытьбу.
Попав в депутаты Национального собрания Франции в 1871 году, Клемансо стал лидером крошечной радикальной партии, которая благодаря его ораторскому мастерству в конце 1890-х годов приобрела солидное влияние на внутреннюю и внешнюю политику страны.
Чем лидер радикалов брал французского обывателя за хобот? Прежде всего — четкой сословной направленностью содержания выступлений.
Клемансо делал ставку на психологию мелкой провинциальной буржуазии.
Она по отношению к аристократически-интеллигентскому истеблишменту, освященному многовековой славой, чувствовала себя, несмотря на весь свой растущий материальный достаток, конкретным быдлом. Это, во-первых.