Управился в два счета и подивился: какими шелковыми они становятся, когда провод их держит в узде. Какими тихими и чудесными.
Он оставил ее связанной на полу, а сам пошел осматривать квартиру. В спальне увидел свое изображение — во всю стену. Он не удивился.
КТО ОН — БАДДИ ХАДСОН?
Это он — Бадди Хадсон? Или Бадди Хадсон — это Дек Эндрюс?
Растерянность и злость смешались с яростью, закипавшей в нем. Он выхватил нож из-за голенища сапога и начал кромсать постылый плакат. Это все дела Джой.
Как была проституткой, так и осталась.
— Все проститутничаешь? — требовал он ответа, вернувшись туда, где лежала Ангель. — Да, Джой? Да? — Когда склонился над ней, глаза его горели мрачной злобой. Он чувствовал, как в грудь ему упирается ее раздувшийся живот, и подумал, не взрезать ли его и не освободить ли ребенка. Скоро это придется сделать. Но не сейчас. Позже.
— Я никогда не была… проституткой, — прошептала она.
— Ты была моей проституткой, — ответил он хитро. — Ты со мной такое делала, что делают только проститутки.
Он прикоснулся к ее груди, и она заплакала.
Что она плачет? Она ему не рада? Он столько всего натерпелся ради нее.
Жениться.
Его осенило.
Джой хочет, чтобы он женился.
Они столько раз об этом говорили.
«Хочу познакомиться с твоей маманей. В чем дело, ковбой, я что, для твоей мамани недостаточно хороша?»
Он внезапно перестал ее трогать и поднялся.
— Ладно, — сказал он. — Согласен. Мы достаточно давно знаем друг друга. Пора тебе познакомиться с матерью, Джой.
— Я не Джой, — ныла она.
Он пропустил мимо ушей ее отговорки, оставил ее ныть дальше и вернулся в спальню. Там взял толстый красный фломастер и что-то написал на исполосованном плакате. Отступил на шаг, полюбовался своей работой и пошел назад, к пленнице.
Наклонился над ней и кончиком ножа легонько уперся ей в живот.
— Развяжу тебя сейчас, — тихо сказал он. — Но чтобы вела себя хорошо. Если меня разозлишь, то с матерью не встретишься.
Ты поняла, Джой? — Он убрал нож и начал ее распутывать.
Она безудержно всхлипывала.
— Ну, пожалуйста, Боженька, пусть поможет мне кто-нибудь.
— Да поможет Бог Стражу Порядка! — благочестиво произнес он. — Я — это он.
Глава 79
Кое-как дотащилась Элейн от дамского салона до парадных дверей отеля — настоящее пугало, вся голова, как клумба, проросла станиолевыми бигудями.
Парикмахерша шла следом.
— Миссис Конти, — умоляла она, — вам нельзя садиться за руль. Вы не должны.
Элейн крикнула, чтобы пригнали машину, не обращая внимания на обеспокоенную девушку. Наплевать, какое из себя делает она посмешище. Главное — скорее к Россу, только это важно.
— Но вы даже не знаете, куда его отвезли, — причитала девушка. — Пожалуйста, обождите. Мы позвоним в полицию, вы не можете вот так взять и помчаться. На вас лица нет.
Миссис Конти свободна делать, что хочет. И делает.
Разочарование. Безысходность. Все, какие есть, отрицательные эмоции, и еще сверх того.
Леон стоял на полуденной жаре и смотрел, как аварийки растаскивают «Ролле»и «Ягуар»… или что там от них осталось.
Он тяжело и с досадой вздохнул и плюнул на тротуар. Он-то надеялся, что все идет к концу. Не тут-то было…
Погоня его измотала. Особенно когда заявление «Они его поймали» обернулось всего лишь дорожной сумкой Дека, найденной в «Ягуаре», и водительскими правами, по которым сумку и опознали. Сумка — лучше, чем ничего, хотя в ней не было ни одной зацепки. Леон уже внимательно ее просмотрел. Единственное, что представляло интерес, — вырезки из газет об убийстве в Филадельфии, которые заботливо хранились между страницами иллюстрированного журнала об автомобилях.
Стал он мотаться из города в город — не есть и не спать.
Но не так еще устал, чтобы бросить. Погоня для него только начиналась.
Элейн свернула на Хартфорд-уэй и поняла, что не имеет никакого представления, куда отвезли Росса, поэтому отправилась домой, считая, что выяснит это по телефону.
На подъездной дорожке стояла, не предвещая ничего хорошего, полицейская машина.
Она почувствовала, как кровь отливает от лица и все вокруг чернеет. Слишком она его любит, чтобы снова потерять — именно тогда, когда он к ней вернулся.
А что, если он стал калекой, Элейн?
Лучше так, чем смерть.
Допустим, он никогда больше не сможет работать? Конец тогда кредитным карточкам, фешенебельным ресторанам и приемам. Конец Беверли-Хиллз.