Особенно,... 
56 
Однако зыбкий кокон благодушия не касался ее сердца. По мере того как машина осторожно продвигалась по извилистой, взбиравшейся вверх дороге, Кассандру снова и снова охватывали безумные, отчаянные мысли.
Я не должна была ехать с ним. Мне следовало сказать: нет!
Она и пыталась это сделать, но, по-видимому, была недостаточно решительной. К тому же мысли ее путались, и она не могла высказать их отчетливо. Кассандра вяло размышляла о том, что могла бы поправляться в отеле «Бель-Эйр», где время от времени ее могли навещать врачи. Еду ей доставляли прямо в номер, а все остальное время она могла спать…
Хоуп обещала прибыть, как только будет вынесен вердикт по ее процессу. Тогда они все соберутся здесь, его девочки, – Кассандра, Хоуп, Элинор, Джейн.
Не хочу видеть Джейн!
Воспоминание пронзило ее больной мозг как молния, и это так потрясло Кассандру, что она не смогла сдержать стон. Она не хотела встречаться с Джейн. Но почему? На этот вопрос у нее не было ответа, как и на многие другие вопросы. К счастью, они уже приехали, они были уже здесь, на этой вершине из обсидиана, где сверкал белый замок – совершенная жемчужина на фоне серого зимнего неба.
Кассандра чувствовала на себе неотрывный взгляд Чейза, проникавший сквозь окружавшее их обжигающее молчание… Наконец она услышала его голос, яростный и нежный одновременно.
– Можно я понесу тебя на руках?
Неужели ты не можешь посмотреть мне прямо в лицо? Ну же!
Чейз знал, как эти глаза вдруг внезапно пробуждались к жизни, становясь в тот же миг ослепительно синими; но теперь они невыразительно и вяло смотрели куда-то в сторону, а когда останавливались на нем, взгляд их становился боязливым, будто Чейз был монстром, готовым пожрать ее. И говорила она словно не с ним, а с силуэтом горы на фоне серого неба.
– Кэсс?
– Нет-нет, благодарю.
И все же было просто невозможно, невероятно, что она вернулась сюда, на то место, где в течение трех сказочных месяцев до наступления роковой для нее полуночи они любили друг друга, – Золушка и ее принц.
Восемь лет назад они были первооткрывателями этого волшебно раскинувшегося на горе замка из мрамора. Они исследовали это чудо, пока наконец не успокоились и не обрели в нем обычный домашний очаг, совершенный дом.
Они избрали своим любовным гнездышком спальню, обращенную окнами на запад, откуда им были видны поднимавшиеся с моря туманы и сияние радуг над виноградниками.
И Чейз, и Кассандра любили туманы даже больше, чем радуги.
В те очарованные месяцы они были не только любовниками, но и фермерами, и самым важным их делом стало одомашнивание и приручение дикого винограда. Точнее сказать, он не был совсем уж диким – скорее, заброшенным: окутанные туманами виноградники были преданы забвению год назад, после смерти Френсис Тесье.
Трудясь бок о бок, они подрезали свой виноград, удаляя слишком разросшиеся лозы, и при этом иногда делали удивительные открытия. Вдруг обнаруживалась гроздь совершенно особенного, аметистового цвета, дитя радуг, пышная, величественная, просто напрашивающаяся на то, чтобы ее сорвали. Он был недолгим, этот их медовый месяц, но столь восхитительным и великолепным… Они знали, что скоро наступит весна и они смогут разбить виноградники на всех склонах Черной Горы.
Чейз обещал своей юной жене посадить здесь как можно больше роз, чтобы они сплошным ковром покрыли гору. И каждый день они были исследователями, пионерами, фермерами… и любовниками.
Теперь Кассандра шла ему навстречу радостно, доверчиво, полная изумления каждый раз, когда Чейз касался ее или желал ее. А он желал ее постоянно, нуждался в ней, томился, когда ее не оказывалось рядом. Он желал стать единым целым с ней, чего с ним никогда не случалось прежде в отношениях с женщинами. Кассандра не делала первого шага, да этого и не требовалось, потому что Чейз всегда брал инициативу на себя. Только однажды они отступили от этого правила. Они молча лежали рядом в постели, не касаясь друг друга и не занимаясь любовью.
– Кэсси? Ты хочешь?
– Да. – В ее едва слышном шепоте он уловил радость и готовность.
– Знаешь, ты сама можешь начать. От этого я еще больше буду хотеть тебя. Я люблю тебя.
Ему не обязательно было это говорить ей – она и так знала, что он ее любит. Как она могла бы не знать об этом? Она была его робкой Малиновкой, неуверенным в себе подростком, пришедшим в его жизнь в потрепанной одежде и с израненной душой.
56 
