Не находя себе места, он расхаживал взад-вперед, прикасаясь пальцами к полкам, столам и обходя груды книг на полу.
— Самое ужасное, черт побери, в том, что он надеялся — ему все это сойдет с рук. Он работает в одной из самых передовых областей науки. Сотни ученых готовы повторить эксперименты, как только их результаты будут опубликованы, чтобы, опираясь на них, идти дальше. Он ведь знал, что его эксперимент никто повторить не сможет, потому что он провалился, но все же стоял на своем. Он возвел изящное здание на прогнившем фундаменте, как будто главное — изящество, а все остальное не важно. А я не обратил на это внимания. Мне нужно было встречаться с ним каждую неделю, заставляя его объяснять и отстаивать каждый тезис, связанный с опытами. Но я доверился ему. Проявил беспечность.
— Не думаю, — задумчиво ответила Сабрина, — что ты — первый ученый, который с этим сталкивается.
У Гарта вырвался грустный смешок.
— Да, ты права. Конечно, я не первый, кто с этим сталкивается. Но и не последний: всегда находятся люди, выдающие желаемое за действительное, если они приходят к выводу, что зашли в тупик. Никогда не понимал, как им это удается, так же, как никак не могу понять, чем руководствовался Лу, но знаю, что такие есть. Их имена порой мелькают даже на первой полосе «Нью-Йорк Таймс». Там же, кстати, «красовалась» бы и моя фамилия, если бы я отправил работу Лу в редакцию журнала. И тогда я уже не стал бы директором Института генной инженерии ни здесь, ни где-либо еще. В таком случае мне бы крупно повезло, если бы удалось остаться на преподавательской работе. На Клаудию стали бы давить, добиваясь, чтобы она от меня избавилась.
Он внимательно посмотрел на камин, аккуратно вычищенный накануне лета.
— Я так им гордился.
Уловив нотки отчаяния в его голосе, Сабрина почувствовала жалость к нему.
— Он делал все, чтобы ты им гордился. Ты же не мог знать, что он пойдет на такое.
— Но он ведь лгал не только в своей работе! Он не только сфальсифицировал результаты своих научных исследований, он поставил под угрозу всю свою карьеру, да и мою тоже. Это навредило бы всем нам. Сколько вечеров он сидел у нас за столом, делал вид, что ему нравится, что его принимают как своего в нашей семье… здесь он еще раз солгал.
— Ему на самом деле это нравилось. — Сабрина подошла к мужу. — Он скучал по своей семье, ему нравилось проводить время в кругу нашей семьи, да и все мы ему тоже нравимся. Он обожает тебя, Гарт. Помнишь, как-то раз я говорила тебе об этом? Я наблюдала за ним, когда он смотрел на тебя, и, знаешь, он души в тебе не чает. Поэтому мне и не дает покоя вопрос… ты уверен, что он отдавал себе отчет, каковы последствия того, что он делает?
— Он ведь работал вместе с другими учеными. Он очень умен. Уверяю тебя, он все понимал.
— Может быть, когда ты будешь с ним разговаривать, стоит попробовать выяснить, о чем он думал, вместо того чтобы с ходу предъявлять ему обвинения. Возможно, он просто не все продумал. У меня в голове не укладывается, что он преднамеренно поставил твою карьеру под угрозу.
Гарт задумался.
— Не знаю. Возможно. Скорее всего, он знал, что делает, и жалел об этом, но пренебрег этими чувствами. Он испытывал давление со стороны семьи и правительства. Ладно, завтра утром все узнаем. — Он заключил ее в объятия. — Знаешь, единственное, что помогло мне успокоиться сегодня вечером, — это сознание того, что можно вернуться домой, к тебе. Ты помогаешь мне мыслить четко. Трудно все время убеждать себя, что в наших силах внести упорядоченность в ход событий: то одно, то другое не так. Но ты помогаешь мне достичь этого в любом случае, помогаешь мне в это поверить…
Как никто никогда не помогал мне в жизни. В голове пронеслась эта мысль, но он не смог выразить ее вслух. Гарт так и не смог сказать, что они со Стефани перестали понимать друг друга давно. Многие годы они жили рядом, но без взаимной опоры, без ощущения собственной значимости — такого необходимого чувства в этом постоянно меняющемся мире. Но с Сабриной у них все иначе.
— …и мне все время хочется благодарить тебя, — продолжал он, — говорить о том, что ты значишь для меня каждый день, каждый час…
— Но ведь и ты столько же значишь для меня. И всякий раз это ощущение кажется новым, изумительным, настолько удивительным, что меня переполняет благодарность, потому что я там, где и хочу быть, я с тобой и не хочу быть ни с кем другим, и я так счастлива от того, что люблю тебя…